к лицу. Хочу прижать ее к себе теснее, обхватываю ее бедра под футболкой, но Василиса протискивает между нами ведерко мороженого.

— Дай сюда, — забираю у нее ложечку, — самостоятельная ты моя. Терпеть и не мешать мне получать удовольствие, — набираю мороженое и скармливаю ей, наблюдая, как послушно съедает, облизывая губы. Смеется, приоткрывая ротик, прося еще.

Ой, как мы, оказывается, умеем соблазнять.

Так хочется засунуть в этот ротик не мороженое. Прикрываю глаза, пытаясь немного себя отрезвить.

— Еще полчасика и ложимся спать, — сообщает мне Василиса между порциями десерта, которым я ее кормлю.

— Конечно, детка. Можем, в принципе, прямо сейчас переместиться с мороженым в кровать. Есть несколько вариантов, как я могу его использовать, — ухмыляюсь, облизывая ложечку после ее губ.

— Нет! — строго сообщает она мне. — Уймите свои фантазии, Андрей Сергеевич. Мы будем спать. Мне рано вставать. Завтра я точно должна быть на работе.

— Окей, — соглашаюсь, кивая. Нет, с тем, что мы просто ляжем спать, мое тело категорически не согласно, особенно, когда она так сексуально ест мороженое. Я соглашаюсь с тем, что ей нужно вернуться в усадьбу.

На время!

Мне, конечно, хотелось бы, чтобы Василиса осталась со мной в этой квартире. Но пока я не уничтожил Бая, в усадьбе ей будет безопасно.

— Ты хотя бы сообщил Любе, что я вернусь? Она, наверное, уже ругает меня на чем свет стоит. Я бы ей позвонила, но что-то случилось с моей сим-картой, — сообщает она мне.

— Кстати об этом, — аккуратно ссаживаю ее вместе с мороженым на диван. Иду в прихожую, беру новую сим-карту и возвращаюсь к Василисе. — Это тебе, оформлена на меня.

— Спасибо, — отставляет мороженое, растерянно берет каточку, крутит ее в руках. — А как… В смысле, как ты узнал, что мне нужна сим-карта?

Упс, прокол.

— Это я ее испортил, детка, — признаюсь ей.

Я могу сейчас придумать все что угодно и убедительно солгать, но раз уж мы начали этот разговор…

Похоже, ночь сегодня и правда будет бессонная, но по другой причине. Нет у меня времени больше тянуть, мне нужны ее откровения из прошлого, подробности и кое-какая информация. Я по-прежнему слеп, хотя многое мне уже ясно. Нам нужно вскрытие, полное. Потом я соберу тебя, моя девочка, а сейчас прости, будет немного больно.

— Зачем? — не понимает она, хлопая ресницами. — Когда?

— Наутро после того, как ты осталась в моей комнате, когда я болел. Зачем… Тебе звонил и писал Бай… — тихо сообщаю я, мгновенно ловя ее панику.

— Откуда ты знаешь, что он Бай… — хрипло спрашивает она, сглатывая. — Что он писал? Почему ты не сказал? — соскакивает с дивана, проходится по комнате, словно хочет сбежать.

— Тихо, — ловлю ее за талию, подвожу к дивану, снова усаживаю к себе на колени, обнимаю, прикасаясь губами к ее виску, пытаясь немного успокоить, другой рукой поглаживаю по волосам. — Неважно, что он писал. Успокойся, со мной ты в безопасности. Мне нужно, чтобы ты сейчас отдала мне свое прошлое.

Василиса напрягается, замирая, кажется, совсем не дышит. Пытается вырываться, но я вжимаю ее в себя сильнее.

— Девочка моя, так надо, мне нужна эта информация, чтобы я уничтожил эту мразь. Пожалуйста, просто отдай это мне. Я заберу себе, и все закончится. Любимая моя девочка, — вожу губами по ее волосам, виску, щекам, скулам, чувствуя, как Василиса прекращает вырываться, расслабляясь в моих руках.

Глава 29

Андрей

— Я так не могу, — выдыхает Василиса, опускает голову мне на плечо и обнимает за талию, прижимаясь. — Задавай вопросы, я отвечу. Не знаю, с чего начать… Не хочу… — шепчет. Я и сам не хочу ее мучить. Будет больно не только ей, но и мне. Но нам необходимо это вскрытие.

Перебираю ее волосы, вдыхая их аромат. Вопросы…

— Когда он впервые появился в вашем доме?

— Когда мне было шестнадцать с половиной лет. Мама уже умерла, я осталась с отцом… Было тяжело. Отец постоянно под наркотой, в доме крутились его дружки и подельники. Я старалась проводить больше времени в школе или запиралась в своей комнате, врубала в наушниках музыку, чтобы не слышать ничего. Подрабатывала в одном из магазинов на выкладке товара несколько часов после школы, платили мало, но мне хватало на личные расходы. Соседка вызвала соцопеку, меня забрали, я даже не сопротивлялась. Но знаешь, там, среди казенных стен, в толпе озлобленных детей мне тоже было несладко. Я уже даже не понимала, где лучше – там или дома с отцом наркоманом. Я вообще после смерти матери была в таком стрессе, что плохо помню это время. Все мимо меня, я в прострации, плыла по течению. Ни мыслей, ни планов, ни мечты, ни будущего. Я потерялась и не знала, как себя найти.

Где-то через неделю за мной приехал мужчина. Он сказал, что от моего отца и забирает меня домой. Я видела его как-то с отцом, поэтому пошла с ним. Он показался мне добрым. Улыбался, шоколадом угощал, купил много продуктов домой, то, чего никогда в нашем холодильнике не было. Отца моего ругал и наказал заботиться обо мне, иначе башку оторвет.

Я даже обрадовалась тогда. Ибо отец и правда изменился, не полюбил меня, конечно, как должен отец, но дружков домой не водил, со мной разговаривал спокойно, предпочитая не трогать.

Тимур стал появляться у нас часто, каждую неделю. Помимо продуктов в нашем доме поменяли технику: холодильник, телевизор. У меня появился ноутбук, новый телефон, новая мебель в моей комнате, одежда. Мужчина все чаще оставался у нас подольше. Просил меня что-то приготовить, напоить его чаем. Я готовила, обслуживала, ибо тоже была ему благодарна. Дурная была, маленькая, не понимала еще тогда, что просто так чужие люди таких подарков по доброте душевной не делают. Он мне казался богом, я даже радовалась, когда приезжал дядя Тимур. Отец становился шелковым, бегал, заискивал, даже ремонт стал делать, когда Тимур наказал привести дом в порядок. В этих детских иллюзиях я жила больше года, не замечая ни его взглядов на меня, ни случайных касаний, недвусмысленных фраз.

Однажды он приехал вечером, когда отца не было дома. Сказал, что подождет, привез пирожные и велел поставить чай. Мы пили чай на диване и смотрели