На самом деле — он, кажется, просто следил, чтобы один конкретный смертный болван не попал под раздачу раньше срока.

— Доброе утро, лилия моя, — раздался за спиной негромкий вздох.

Пауль…

Её упрямая проблема, не желающая отступаться от намеченной цели.

Она так старательно избегала мыслей о нем все это время, пыталась найти выход, как ей избавить этого идиота от магического контракта и самой избежать поединка — но… Она не могла действовать без его просьбы. Это бы нарушило условия её пари, по которому она не могла вмешиваться в дела смертных по своей инициативе.

И Эльяс бы выиграл. Её бы выиграл. Как она ненавидела его за саму суть этого унизительного пари — никакими словами не передать.

Северянин коснулся её плеча — Мун пришлось им дернуть, чтобы оттолкнуть его руку. Он совершенно не соображал — здесь же были и слуги Мансула, да и в принципе — в караване сплетни разлетались быстро.

Сама она к Паулю не повернулась. Он все еще не передумал, и разговаривать им было не о чем.

Но вот глазами Анука, стоящего слева от неё, она на Пауля все-таки поглядывала.

Он выглядел усталым. Одну ночь из двух он выходил с караванным отрядом наемников в охоту на вайгов. Купцы, не умелые в охоте и воинском искусстве, платили за каждого убитого вайга поголовно, и Пауль пользовался этой возможностью заработать себе на обратный корабль до Эффин.

Он хотел домой… Она могла его понять на самом деле. Но из четырнадцати открытых контрактов халифа он выбрал именно тот, который ничего хорошего ему не обещал.

— Мун, может, хватит меня мучать? — хрипло произнес северянин, глядя в её спину.

— Ты передумал? — она уже устала произносить эту фразу. За эти две недели она произносила её иногда два раза за день. Ведь Пауль как назло постоянно искал с ней встречи.

— Я устал тебе говорить, я не могу нарушить слова, — негромко откликнулся Пауль, — на кону слишком многое. И ты.

Халима тихо хихикнула. Но она была хотя бы не сплетницей и помалкивала. О том, что Пауль никак не оставляет рабыню Мансула в покое, она знала давно. Находила это романтичным. И молчала. Это было хорошо — потому что еще не хватало, чтобы Мансул имел на непутевого эффинца зуб.

— Тоже мне, большая ставка, — Мун поморщилась.

— Сердце мое, да, большая, — вздохнул этот болван, чьи таланты в упертости превосходили тысячу ишаков, — я без тебя дышать не хочу.

Халима тихонько вздохнула. Не без зависти. Романтичная дурочка. Впрочем, Пауль умел забалтывать и водить за нос. Видимо, не все купеческие привычки отшибла ему Харибская Арена.

— Не стоит ради приступа похоти рисковать своей жизнью, Пауль, — холодно откликнулась Мун, — красоток в этом мире достаточно. Не обязательно ради всякой лезть на рожон.

Пауль же стиснул зубы, глядя в её спину. Разозлился. Мун уже две недели прохаживалась по тому, что отнюдь не высокие чувства его к ней влекут, раз уж одного дня ему хватило для того, чтобы «влюбиться».

Это было жестко и некрасиво, но она только отчаянно надеялась, что сможет до него достучаться. В конце концов — Сальвадор никогда не славилась особой церемонностью. Было даже странно, что она сейчас чувствовала эту странную неловкость за свою прямолинейность.

А Пауль… Ну, если серьезно, он ведь и вправду был влюблен не в неё. Не в неё настоящую.

Он любил рабыню Мун, а не Сальвадор, что была заточена в этом хрупком смертном теле. Ему нравилось смазливое личико, фигуристое тело, но ни в коем случае не его содержимое. И что? Это не похоть разве?

И никогда бы он не смог полюбить именно её. Никто на это не был способен. За эти несколько сотен лет в пустыне никто не нашел хоть сколь-нибудь очаровательным её бунтарский дух. Все они хотели её сломать, усмирить, заставить опустить руки.

Зато все были уверены, что именно мужа ей и не хватает, мол, именно поэтому она и не унимается!

В палатку Пауль вернулся уже привычно раздраженный.

Настолько привычно, что Рахим, что шел вдоль лагеря и голосил о подъеме, обогнул Пауля по дуге, не желая лишний раз нарываться.

Нужно ли говорить, что с Рахимом у Пауля были острые отношения? Для этого оказалось достаточно одного фривольного замечания в адрес Мун…

Пауль и понимал, что ему бы лучше шифроваться получше в своей приязни к рабыне Мансула, но выходило это паршиво. Впрочем, до Мансула эти слухи то ли не доходили, то ли ему было даже приятно внимание к «его собственности». Уж не за этим ли одну ночь из четырех его танцовщицы развлекали самых солидных купцов, пустившихся в путь до Хариба.

Да и не один Пауль неровно дышал к рабыне Мансула. Темноокая Зулейха так и вовсе не знала бы отбоя от ухажеров, будь она свободной. Пауль слышал как минимум двоих мечтателей, собиравшихся её у Мансула украсть и рассуждавших о том, как бы избавиться от рунного ошейника. Или — без согласия Мансула перезамкнуть на себя.

А никак. Эту дрянь можно было только самому распустить, если тебе повезло стать хозяином рабыни. И хозяином можно было стать только в одном случае. Если тебе рабыню передали.

— Дай угадаю, братец, ты встретился со своей сладчайшей? — мягко поинтересовался Шейл, приподнимая голову с подушек.

Он страдал от духоты и мучал Падме, заставляя её обмахивать его веером, не желая плести для самого себя освежающие чары. Хотя иногда у Пауля было ощущение, что Шейл просто любит заставлять Падме вокруг него бегать. Впрочем, по некоторым признакам — служанка у чародея была очень даже «за» беготню вокруг своего слегка самовлюбленного хозяина.

На вопрос Пауль не ответил, недовольно зыркнув на названного брата. Все было понятно.

Вот почему — жизнь потихоньку налаживалась, вместо побега у Пауля Ландерса вдруг появилось дело, привычное и понятное — и кошелек потихоньку тяжелел.

Да и в плане перспектив, нельзя сказать, что боги противились затее Пауля. На прошлой неделе Пауль был в храме Эльяса эль Мора, принес в жертву прибитого собственноручно арахнида — унес из храма черный отпечаток четырех перьев на левом плече— знак благословения Короля-Ворона на грядущую битву с Сальвадор.

А Мун… Эта несносная девица только все меньше его замечала.

— Не суди Мун строго, Пауль, — мурлыкнул Аман, сладко потягиваясь, — может быть, ей по нраву перспектива стать наложницей халифа? А ты как охотник на духов ей уже не очень интересен? Говорят, халиф Хариба видный мужчина.

Ага. Видный. За три фарса видный. Из халифа можно было скроить двух Паулей и еще осталось бы материала на трех Аманов.

— Шейл, скажи, ты ведь очень хочешь, чтобы я тебя придушил? — хмуро поинтересовался Пауль, а чародей на это лишь прищурил свои бесстыжие лиловые глаза и промолчал. Дразнить Пауля у него было в привычке. Вместо доброго утра.