Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И что?!
Гриша пошире открыл калитку, оглядел двор и снизу вверх кивнул Марусе. Она подлезла ему под руку и тоже заглянула.
Двор был пыльный и тесный, трава вся жёлтая с уцелевшими островками зелёной. Должно быть, на островки попадала вода, когда поливали грядки. Чахлые яблони почти не давали тени, и плотно в ряд теснились сараи и сараюшки, сколоченные из разномастных досок. Под стеной дома пристроена широкая, доски в четыре, лавка, некогда покрашенная в зелёный цвет. Краска давно облупилась и кое-где совсем облезла, а кое-где скатывалась в длинные струпья.
На лавке на боку, прикрыв лицо носовым платком, чтобы не лезли мухи, мирно спал участковый Илья Семёныч. Фуражка лежала рядом.
– Охрана на посту, – сказал Гриша тихо. – Дверь открыта, но в неё мы не пойдём.
– А как мы войдём?..
– Разумеется, в окно, Джон! Окна по такой жаре наверняка открыты тоже.
– Гениально, Шерлок, – прошипела Маруся со всем возможным сарказмом.
Гриша аккуратно прикрыл калитку, подумал немного, отбежал недалеко, сломал палочку с осинки и подсунул её под «вертушку».
– Это чтоб не сразу открылась. Пошли! У Валерика со стороны поля сетка, мы там перелезем.
Осторожно, стараясь не шуметь, они обошли дом. Гриша сунул рюкзак в небольшую копну сена, завалил его травой со всех сторон и с сомнением посмотрел на Марусю.
– Что-то я ерунду какую-то придумал, – сказал он и прищурился под очками. – Давай ты подождёшь меня здесь. А ещё лучше…
– Домой к тёте я не пойду и ждать тебя здесь не стану, – отрезала Маруся. – А если ты сейчас затеешь дискуссию, я разбужу Семёныча.
– Ты способна на такие подлости? – ужаснулся Гриша.
– Ты понятия не имеешь, на что я способна!
Гриша, друг детства, с которым они вместе прыгали на тигра Ваську и однажды разбили зеркало на дедушкиной «Волге», взял её за подбородок, повернул к себе и поцеловал.
Маруся пискнула.
Гриша разжал пальцы.
Маруся не отстранилась.
– Вы славный товарищ, Джон, – сказал Гриша, оторвавшись от неё. – Я всегда знал, что на вас можно положиться.
…Он стесняется, поняла Маруся, глядя ему в лицо. Ему неловко, и он несёт бог знает что.
– Как мы полезем? – спросила она, рассматривая его.
Он наклонился и задрал сетку. Получился лаз.
– Вы полезете так.
Маруся легла на живот в колкую и жёсткую траву и стала неуклюже протискиваться под сеткой. Гриша держал сетку и подпихивал Марусину попу.
– Отстань от меня, – сказала она, оказавшись на той стороне. Щёки от ползания по земле, поцелуя и его руки на её попе стали красными как свёкла. – Лезь сам давай.
Но он в дырку не полез. Он отпустил сетку, взялся рукой за железный столб и одним движением перемахнул на эту сторону.
Маруся пощупала свои щёки.
– Хорошо, что собаки нет, – пробормотал Гриша и пошёл вдоль дома, рассматривая окна. – Ну, конечно, всё открыто. Может, ты всё же здесь подождёшь? Там… мёртвый человек.
– Я с тобой.
Он кивнул, как будто принимая её решение, толкнул оконную раму, она неторопливо отворилась.
– Одну ногу сюда, а другую на подоконник. Поняла?
– Я к тёте сто раз в окно лазала!
И действительно, перелезла довольно ловко. Следом за ней в комнате оказался Гриша. Они стояли у окна и оглядывались по сторонам.
В доме было тихо, слышно только, как капает вода. Когда рыли колодец и ставили насосы, Валерик громче всех кричал, что водопровод и «тёплые сортиры» нужны только идиотам и он платить не станет, потому как знает, деньги всё равно украдут.
…Почему я об этом вспомнила? Всегда в минуты опасности или непонимания в голову лезут сплошные несуразности!..
Комната была большая и какая-то заброшенная. На диван накинута плёнка – видимо, накрывали его на зиму и забыли на всё лето. На подоконниках почему-то стояли чашки. Скатерть накрывала только половину стола, а на другой, не накрытой, были навалены старые газеты, пыльные журналы с закрутившимися углами страниц, а сверху на журналах пристроена жестянка с гвоздями. Шторы с оторванными петлями свисали неровно, языками, на полу вдоль стены выстроилась батарея бутылок.
Покойник, накрытый простынёй, лежал у стола, тело под тонким слоем ткани показалось Марусе маленьким, скрюченным, а при жизни Валерик виделся ей здоровенным мужиком!..
– Только ничего не трогай! – прошипел рядом Гриша.
– Сама знаю!
Один стул был опрокинут – видимо, на нём сидел Валерик, когда его ударили по голове. Маруся обошла стол с другой стороны, старательно отводя глаза от накрытого тела. Хорошо, что крови не видно!..
Второй стул стоял так, как будто сидящий отодвинул его, встал, но почему-то больше уже не садился. Может, потому, что гость встал как раз затем, чтобы убить хозяина? Он отодвинул стул, взял какой-то предмет – кстати, что это за предмет и где он? – ударил и ушёл, а мёртвый Валерик остался?..
На столе накрыто было на двоих – всё правильно рассказал участковый Илья Семёныч! И накрыто… деликатно, это точно. На разномастных тарелках залоснившаяся колбаса, сыр с масляными заветренными краями, серый сельповский раскрошившийся хлеб, коробка конфет, двух не хватает. Две гранёные розовые рюмки, точь-в-точь как у тёти Лиды, и бутылка портвейна, почти пустая.
– Смотри, – прошептала Маруся, и Гриша оглянулся. Он рассматривал что-то на комоде.
На одной из чашек были явные следы губной помады.
– Его что, женщина убила?!
– Совершенно необязательно, – быстро ответил Гриша. – Разумеется, портвейном и конфетами он угощался с какой-то дамой, но это не означает, что она его убила.
Вдруг послышался какой-то шум, нарастающий хрип, Маруся метнулась к окну, зацепила стул, тот загрохотал.
– Тихо! Тихо ты! – цыкнул Гриша.
Хрип перерос в шипение, и большие часы, висевшие в простенке, пробили двенадцать раз.
Маруся вытерла пот со лба. Гриша стоял не шелохнувшись, прислушивался. С улицы не доносилось никаких звуков, кроме обычных деревенских, – где-то пело радио, мальчишки играли в мяч, должно быть, возле сельпо, Прокопенко-супруг, по всей видимости, вновь натянул сетку, кто-то поехал на велосипеде, прозвонил в звонок.
Марусе стало стыдно, что она так струсила.
– Гриш, смотри, тут ещё окурки.
Он посмотрел.
– Явно курили двое.
– Если пили двое, возможно, что и курили двое, – согласился Гриша. – Ты лучше ко мне подойди. Читай. Только руками не трогай.
На комоде валялись какие-то счета, надорванные конверты с автомобильными штрафами, листы бумаги, все разного размера.