Дезмонд был почти обнажён. По мускулистой груди тут и там струилась кровь — следы транквилизаторов. Пришлось дать двойной залп, как будто били по быку.

Он усмехнулся.

Все те годы, что Дезмонд тенью существовал рядом, в его семье — в разуме Луаны в их общей памяти, Анрэй мечтал о том, что увидит его таким, как сейчас — беспомощным и полуживым.

— Что происходит? — выдохнул Дезмонд, наконец собравшись с силами и найдя в себе способность говорить.

— О. Это очень интересный вопрос. Но я не думаю, что ты заслужил получить на него ответ.

Дезмонд молча сверлил Анрэя злым взглядом, явно не желая в третий раз попасть впросак.

— Так мы ни к чему не придём, — сказал Анрэй наконец и кивнул стоявшему поодаль подручному.

Секунда — и под рёбра Дезмонду врезался обжигающий металл. Он заорал от неожиданной боли, так что эхо разбежалось по стенам, а затем замолк и стиснул зубы.

Палач убрал орудие — раскалённый металлический прут, но боль продолжала пульсировать в обожжённой плоти. И всё же Дезмонд прошипел, не размыкая зубов:

— Что тебе надо? Брат… — последнее слово он выплюнул, так что даже Анрэй поморщился, ощутив неприкрытое оскорбление в этих звуках.

— Твоя сговорчивость. Для начала.

Дезмонд молчал. Глубоко дышал, силясь успокоить боль. Он не собирался отвечать на вопросы, поставленные так. Чего бы ни хотел Анрэй, он не собирался ему это давать.

— Чувствую, надо повторить, — произнёс Анрэй задумчиво.

Он кивнул палачу, а потом снова повернулся к Дезмонду.

— Я зайду, когда у тебя появится настроение говорить, — произнёс он и направился к двери.

***

Анрэй вышел из затхлого подвала и невольно приложил руки к лицу, стирая холодный пот. Сердце билось непривычно быстро, так что щёки начинали гореть.

Он глубоко вдохнул, успокаивая расшалившиеся нервы — прерываться на медитацию не хотелось, и он решил, что справится так.

Анрэй убрал руки, поднял голову и окинул взглядом узкий коридор, привыкая к солнечному свету.

Ему нравилось здесь, на Верине — планете, казалось, застрявшей в далёком прошлом.

Один из немногих миров, где ещё помнили прежних героев и продолжали поклоняться старым богам. Город здесь, конечно, был поменьше, чем города Империи, но в нём было куда больше жизни, чем в мегаполисах, в которые превращались освоенные Эцин миры. Здесь оставалась зелень, и большой, средний от центра округ состоял только из особняков, окружённых аллеями и парками.

Парки были ухоженными, выпестованными сотнями лет стрижки. Деревья в них обладали формой причудливых животных и геометрических фигур, а особняки имели высокие стрельчатые окна, позволявшие целыми днями смотреть на зелень.

После веков, проведённых в тисках космических станций, поначалу Анрэй терялся здесь. Ему, как сотруднику отдела коррекции, не часто приходилось покидать штаб. И если в первые годы своей службы Анрэй просто недолюбливал Энира Тарди, то с течением времени цитадель превратилась в его персональный ад.

И тем не менее он не мог просто так отмести всё, чем жил все прошедшие века. Свои цели, свои амбиции и надежды. Променять всё, что было смыслом его жизни до сих пор, на зелёные насаждения и свежий воздух.

Он пригладил волосы, пропитавшиеся потом после душной темницы, бросил последний взгляд на силуэты деревьев за окнами, залитые солнечным светом, и открыл другую дверь, ведущую в бальный зал.

Луана сидела тут же, за фортепиано, и наигрывала что-то на изящных клавишах из слоновой кости. Она играла почти всё время, когда была свободна от дел — и когда поблизости находился инструмент.

Анрэй прислушался и узнал мелодию, позаимствованную с далёкой планеты, где им то и дело приходилось бывать. Анрэй знал уже все мелодии Луаны наизусть и мог бы, пожалуй, сыграть их сам, если бы чувствовал в себе хоть малейшую способность к искусству.

— Шопен, — произнёс он шёпотом. — О чём ты мечтаешь, Луана?

Пальцы Луаны дрогнули, и мелодия оборвалась глухим стоном клавиш. Она вжала голову в плечи и, бросив короткий взгляд через плечо, снова уставилась на инструмент.

Луана боялась играть при нём. Она могла играть при чужих, незнакомых людях, и Анрэй прекрасно помнил это — всегда играла Дезмонду в те далёкие времена, когда ещё была его невестой.

Анрэю она не играла никогда. Мелодия всегда смолкала, стоило Луане понять, что супруг находится в комнате, и Анрэю оставалось только гадать, в самом ли деле она не знает, что Анрэй давно уже изучил малейшие детали её мелодий, или просто не допускает и мысли о том, что подобное может быть.

Наступила тишина — холодная и пустая. Она повисла в воздухе так же, как бывало между ними всегда. Они до сих пор не могли находиться наедине, вдвоём. Не хватало слов, и все темы исчезали вдруг, хотя вот уже сотни лет они жили одной жизнью на двоих.

Иногда — а может и часто — Анрэй спрашивал себя, чего он не смог Луане дать?

Лучшие апартаменты, лучшие дома, лучшая еда и любые драгоценности, которые только можно было отыскать на освоенных мирах — всё было к её услугам в любой момент, стоило только пожелать. В Ордене косо смотрели на эту слабость, и Анрэю приходилось скрывать её изо всех сил — а тех, кто не верил в чистоту его помыслов, списывать по категории ненадёжных, благо это было в его ведении.

Сотни людей прошли через его руки — виновных и невиновных. Они приходили к нему с мыслями, засорёнными сомнением и отсутствием веры. Кого-то приводили силой, и тогда работать было неприятно — но Анрэй привык и давно перестал испытывать к ним что-нибудь.

Другие приходили сами — как Каллен. И с этими было легко, потому что им он мог помочь. Прогнать сомнения и страхи, сделать их чистыми и сильными — и, конечно, благодарными лично ему.

Сотни людей изменились в его кабинетах, будто глиняные статуэтки были расколоты и вылеплены с нуля. И только одна оставалась неизменной, потому что её Анрэй не нашёл бы в себе силы заставить — а сама Луана до сих пор не готова была даже просто заговорить с ним.

Полторы тысячи лет. Анрэй хрипло вздохнул. Если бы он знал, что не изменится ничего… И тут же стиснул зубы, преодолевая накатившую злость.

— Ты говорила с поставщиком? — спросил он куда жёстче, чем хотел.

— Конечно, — голос Луаны был как всегда тих и глух. — Тебе нужно от меня что-то ещё?

— Нет.

— Тогда разреши, я пойду?

Короткий кивок, который Луана не может видеть, но понимает без слов.