Были у Евбулида и другие ученики, среди них – Аполлоний Кронос, а учеником этого Аполлония был Диодор Ясосский, сын Аминия, тоже прозванный Кронос. Каллимах в эпиграммах пишет о нем так:

Он тоже был диалектиком, и некоторые приписывают ему изобретение задач «Человек под покрывалом» и «Рогатый». Но когда он жил при Птолемее Сотере, ему задал несколько диалектических задач Стильпон, и он не смог сразу на них ответить; царь за это его всячески корил и Кроносом называл уже в насмешку. Тогда он ушел с пира, сочинил рассуждение о спорном вопросе и умер от огорчения. Вот наши стихи о нем:

Среди учеников Евклида был и Ихтий, сын Металла, знатный человек, против которого сочинил один из своих диалогов киник Диоген[227]; был Клиномах Фурийский, который первый стал писать об аксиомах, категориях и тому подобном; и был Стильпон Мегарский, замечательный философ, о котором – далее.

Стильпон из Мегар, что в Элладе, был слушателем кого-то из учеников Евклида; некоторые говорят, будто он слушал даже самого Евклида, а также Фрасимаха Коринфского, который, по словам Гераклида, был другом Ихтию. Он настолько превосходил всех изобретательностью и софистикой, что едва не увлек в свою мегарскую школу всю Элладу. Филипп Мегарский пишет об этом дословно так: «У Феофраста он отбил Метродора Теоретика и Тимагора из Гелы, у Аристотеля Киренского – Клитарха и Симмия, и даже среди самих диалектиков он сманил Пеония из Аристидовой школы, а Дифила Боспорского, сына Евфанта, и Мирмека, сына Эксенета, вышедших спорить против него, сделал своими страстными приверженцами». Кроме них увлек он и перипатетика Фрасидема, опытного физика, и ритора Алкима, первого из всех эллинских ораторов, и Кратета уловил он в свои сети, и многих иных, и даже Зенона Финикийского. На редкость искушен был он и в политике.

Он был женат и жил с гетерой по имени Никарета (об этом где-то пишет и Онетор). У него была беспутная дочь, которую взял в жены один его друг, Симмий Сиракузский. Так как жила она не по-хорошему, то кто-то сказал Стильпону: «Она тебя позорит!» – «Нет, – отвечал Стильпон, – ни она мне в позор, ни я ей не в честь».

К нему благоволил, говорят, даже Птолемей Сотер: завладев Мегарами, он предлагал ему денег и приглашал с собою в Египет. Но Стильпон из денег взял лишь малую часть, от поездки отказался и удалился на Эгину до тех пор, пока царь не отплыл прочь. Точно так же и Деметрий, сын Антигона, захватив Мегары, распорядился охранять дом Стильпона и возвратить ему разграбленное добро; но когда он спросил у него перечень его убытков, Стильпон заявил, что убытков не было: воспитания у него никто не отнял и знания его и разум остались при нем[228]. А рассуждая с царем о благодеяниях, он так пленил его, что сделал своим приверженцем.

Говорят, однажды он так спросил об Афине Фидия: «Неправда ли, Афина, дочь Зевса, – это бог?» Ему ответили: «Правда». – «Но ведь эта Афина создана не Зевсом, а Фидием?» Согласились и с этим. – «Стало быть, она – не бог!» За это его привлекли к суду Ареопага; он не отпирался, а утверждал, что рассуждение его правильно: Афина действительно не бог, а богиня, потому что она женского пола. Тем не менее судьи приказали ему немедля покинуть город. А Феодор по прозвищу Бог сказал в насмешку: «Откуда он это знает? Что он ей, подол поднимал?» Ибо поистине Феодор был всех грубее, а Стильпон всех тоньше.

Кратет спросил его: чувствуют ли боги радость от наших поклонений и молитв? – а он, говорят, ответил: «Глупый ты человек, такие вопросы задают не на улице, а с глазу на глаз!» Точно так же и Бион на вопрос, есть ли боги, отвечал:

Нрава Стильпон был открытого, чужд притворства и умел разговаривать даже с простыми людьми. Однажды, когда киник Кратет не смог ответить на вопрос и начал отругиваться, он сказал: «Конечно, тебе легче сказать все что угодно, чем то, что нужно!» А когда Кратет задал ему как-то вопрос, стоя с сушеной смоквой в руке, он выхватил ее и съел. «Пропала смоква!» – воскликнул Кратет. «И пропал вопрос твой, – отозвался Стильпон, – потому что смоква была платой вперед за мой ответ». В другой раз, зимою, увидев продрогшего Кратета, он сказал: «Как видно, Кратет, нужно не просто носить плащ, а с умом[229]!» Недаром кто-то задетый высмеял его так:

В Афинах, говорят, он так привлекал к себе внимание, что люди сбегались из мастерских поглядеть на него. Кто-то сказал ему: «Тебе, Стильпон, дивятся, как редкому зверю!» – «Не зверю, – ответил он, – а как настоящему человеку».

Великий искусник в словопрениях, он отвергал общие понятия (ta eidē). По его словам, кто говорит «человек», говорит «никто»: ведь это ни тот человек, ни этот человек (ибо чем тот предпочтительнее этого?) – а стало быть, никакой человек. Или так: «овощ» – это не то, что перед нами, потому что «овощ» существовал и за тысячу лет до нас, – а стало быть, овощ перед нами – не овощ. Впрочем, однажды среди спора с Кратетом он вдруг поспешил прочь, чтобы купить себе рыбу; Кратет, удерживая его, сказал: «Ты теряешь свой довод!» – «Нет, – отвечал Стильпон, – я теряю только тебя, а не довод: довод мой при мне, а вот рыбку того и гляди перехватят!»

Диалогов его известно девять, и все довольно вялые: «Мосх», «Аристипп или Каллий», «Птолемей», «Херекрат», «Метрокл», «Анаксимен», «Эпиген», «К своей дочери», «Аристотель». Гераклит говорит, что учеником его был даже Зенон, основатель стоической школы.

Скончался он, по словам Гермиппа, в глубокой старости, а чтобы ускорить смерть, выпил вина. О нем тоже есть наша эпиграмма:

А комический поэт Софил в драме «Свадьба» шутит над ними так: