как и со многими другими из нас, оно станет закатываться. Если Роду будет угодно, оно, пережив ночь, на утро взойдёт снова. А если нет – то и ты канешь в небытие. Поэтому лучше пользоваться сейчас! Пока люди в тебя верят и чтят. Ты, конечно, можешь бродить по земле. Но для этого лучше всего жить в вирии!

Дудошник не ответил. Взгляд сделался мечтательным, на губах расцвела улыбка. Но потом радость в глазах сменилась тоской.

Бросив взгляд на крепко спящего Степана, он посмотрел старцу прямо в глаза.

– Ты ж говорил, что могучие боги… они бродят по земле, среди людей…

– Так то могучие, уже пожившие среди остальных богов! И уставшие от их общества. А ты ещё, как годовалый телёнок. Ничего не знаешь, опыта никакого – ведь в боги попал лишь недавно.

– Пока боги беспечно живут в вирии, – молвил Таргитай, чувствуя, как закипает негодование, – люди страдают от зла и несправедливости! Землепашцы, купцы, обычные люди, которых пруд пруди! Те, кто сильнее, угнетают слабых! Те, кто богаче, притесняют бедноту! И некому за них вступиться! Я хочу добиться для всех справедливости, добра!

Числобог покачал головой, сказал строго:

– Пора сказать тебе правду, Сварог. Мир устроен так, как нужно! Богам он угоден.

– Угодно, чтобы люди страдали?! – спросил Таргитай в великом изумлении.

Старец развёл руками, посмотрел снисходительно.

– Что есть добро, а что есть зло? Для тех, кто в городе, дождь – это зло. У землепашцев без дождя не взойдёт урожай. Если кочевники напали на полян и вырезали всех подчистую, полянам – зло, но кочевникам нужны новые земли, они гонят скот на свежие пастбища. И все молятся о добре для себя, каждая рать молит о победе над врагом. Боги не могут подарить добро и справедливость всем. Добро и зло, справедливость – это пришло вместе с людьми. И это существует только для вас.

Дудошник сидит ошарашенный, словно его только что огрели дубиной по темечку. Глаза широко распахнулись, рот в изумлении приоткрылся, но из него не вылетает ни звука.

– Я уже говорил, – продолжал Числобог с достоинством, – люди приносят нам жертвы, чтят нас, совершают обряды. Нам, богам, это на руку. Равно, как и тебе, Таргитай. Или уже Сварог. Ещё не привык к новому имени?

Пламя костра бросает отсветы на бледное, вытянувшееся лицо невра.

– Я не хочу быть, как вы, – молвил он, наконец. – Равнодушно смотреть на людские страдания… Жить, радуясь, что ради меня утопили красивую девку или закопали живьём младенца. Как… как вы так можете?

Числобог мрачно усмехнулся.

– Во-первых, они – люди, а мы – боги! Могучие, мудрые… А, во-вторых… возжелаешь бессмертия, каким наделены мы, еще и не такому будешь радоваться. Оттого я и призываю уйти в вирий. Подальше от людей. Очень скоро ты перестанешь терзаться и начнёшь принимать свою новую суть бога как должное!

Дударь упрямо замотал головой.

– Я останусь на земле, буду делать для людей всё, что могу! – проговорил он с блеском в глазах. – Если надо, пойду и против богов! Чай, не впервой!

Тонкие губы Числобога дёрнулись в усмешке, паутинка морщин вокруг рта широко расползлась.

– Против богов, говоришь? Уже были смельчаки. Но все они кончили плохо.

Он поднялся, приглашающе протянул длань. Глаза его прищурились, Таргитаю показалось, что Числобог задумал недоброе, но грудь распирает от желания отстоять своё мнение, и отступать он не собирается.

– Я тебе кое-что покажу, – произнёс старец. – Это может занять некоторое время. Но ты поймёшь, что я имею в виду.

– Что значит, некоторое время? – уточнил Таргитай, на всякий случай нащупывая за поясом дудочку и бросая взгляд на спящего в стороне Степана.

Бородач легонько похрапывает, лежит на боку лицом к Тарху, но за все это время ни разу не проснулся, будто его заколдовали.

– Ты всё увидишь сам!

Числобог взмахнул дланями, и невр охнул. Неведомая сила сдавила рёбра, безжалостно обрушилась на плечи. Воздух вокруг закрутился, образуя плотный кокон. Земля под ногами стала резко удаляться. Тарх ощутил пустоту вокруг, но плотные стенки вихря держат крепко, не давая вывалиться наружу.

Рвануло в сторону, он понёсся над зияющей внизу пропастью, зажатый в ледяных объятиях кокона. Он в страхе зажмурился, но потом любопытство взыграло.

Отрыв глаза, дудошник увидел полупрозрачную, словно из вращающегося тумана стену. Вроде, совсем недавно была ночь, а вот уже и рассвело, словно чья-то незримая рука подтолкнула солнце встать поскорее! Далеко внизу мелькают пятна пашен, степей и лесов, там пролегают синие ленты рек.

Он весь продрог, холод проник под волчовку, ледяные щупальца ветра впиваются в кожу, пробирая до самых костей. Таргитай услышал стук собственных зубов. Мелькнула мысль, что раньше летал в таких вот вихрях вместе с Олегом и Мраком, жались друг к другу, чтобы согреться, а теперь и ухватиться не за кого, если вдруг начнёшь выпадать!

Видимая в отверстии под ногами земля превратилась в пустошь, ей на смену пришли горы, что с такой высоты выглядят далёкими и мелкими, как шрамы на коже, тянутся в разные стороны, поблёскивают снежными шапками.

Вихрь дёрнулся. У Таргитая желудок прыгнул к горлу, когда стены из бешено вращающегося воздуха медленно пошли вниз.

Горы начали стремительно разрастаться, серо-белые точки превратились в покрытые снегом вершины. На склонах теперь заметны трещины и каверны. Вихрь летит над землёй, ноги Тарха болтаются, едва не теряя стоптанные сапоги. Отверстие внизу расширилось, дударь едва не вывалился, но в отчаянии вцепился пальцами в стенки, и те, на удивление, держат, хоть и кончики пальцев мгновенно заледенели.

Внизу проплывают покрытые травой склоны с мелкими деревцами. То здесь, то там мелькают каменные глыбы либо же целые нагромождения из камней.

Земля резко метнулась навстречу. Вихрь внезапно растаял, и Таргитая больно стегнуло в подошвы. Больно ударившись плечом, он покатился вниз. Волчовка распахнулась, в грудь и плечи принялись впиваться острые камешки. Перед глазами кружится огромное серое пятно, словно земля и небо слились в бешеном хороводе.

Он перестал катиться, но мир перед глазами всё ещё прыгает, кувыркается.

Наконец, пляска прекратилась. Невр узрел, что лежит на самом краю, вцепившись в жёсткую землю так, что пальцы саднит.

В шаге от него зияет пропасть. Там на дне пестреют вершинами горы помельче. Но до них ещё падать и падать.

Авзацкие горы, мелькнуло в голове, тут несколько раз бывал с Олегом и Мраком. Беседовали с Горыней, тут же видели и Святогора.

Собрав силы в кулак и перебарывая дрожь в теле, дудошник отполз от обрыва, чувствуя, как земля холодит живот и грудь.