— Когда? — спросил он.

— Сегодня вечером, после ужина, — по виду спокойно и с полным безразличием сказал Эрп. — Когда «Деву-тюленя» спустили на воду.

— Значит, ты можешь не плыть в Исландию, — обдумывал Бьярни новую мысль. — И твоя матушка тоже?

— Она никогда не покинет леди Од.

— Но ты, — настаивал Бьярни, — ты свободен; мы могли бы вместе отправиться в Дублин, если хочешь.

Эрп покачал головой:

— Возможно, когда-нибудь… Но, пока я нужен леди Од, я буду служить ей, свободный или нет.

И пристально глядя на него в свете сигнального костра, Бьярни вдруг понял почему, и на его губах появилась улыбка.

— А ты еще один из тех глупцов, которые следуют зову сердца! — сказал он.

И подумал про себя:

«Все-таки к тебе стоит прислушаться!»

Несколько дней Бьярни раздумывал о совете Эрпа, хотя по-прежнему не чувствовал попутного ветра. Но поразмыслить все же стоило.

Он все еще не принял решения, когда пару дней спустя шел по прогалине к лагерю. Леди Од хотела передать на «Фионулу» какое-то послание, как и много раз зимой, когда теплая погода позволяла пробраться по лесу, и, как и раньше, брат Ниниан, ее капеллан, брался доставить это послание под охраной двух воинов.

На этот раз с ним пошли Бьярни и Орм Андерсон. Уже стемнело, когда они возвращались, потому что у брата Ниниана появилось непреодолимое желание помолиться с командой «Фионулы», а когда у него возникало такое желание, он терял всякое чувство времени. День быстро клонился к закату, по-зимнему ранние сумерки лежали между деревьев, словно дым, и на пенистых волнах там, где лосось выпрыгивал из воды, блестели слабые отсветы заходящего солнца. Они шли друг за другом, брат Ниниан впереди, склонив голову и по привычке спрятав руки под накидку; наверное, он все еще молится, подумал Бьярни, идя в нескольких шагах за ним; последним шел Орм, самый высокий и сильный из них, прикрывая тыл. Надо было, конечно, поставить брата Ниниана в середину, но, как сказал капеллан, он не привык следовать за людьми, а только за Божьим светом. Что ж, главное, чтобы он не упал в муравейник и не скатился в реку…

Сумерки плотно окружили их, и в лесу проснулись ночные голоса. Бьярни надеялся, что это обычные лесные шорохи; в лагере, за надежной стеной они казались совсем другими. Могучий Кейтнесский лес — неподходящее место для ночных прогулок: здесь, среди деревьев, скрывалось то, что пострашнее, чем дикие звери…

Лагерь был уже совсем близко; ему даже показалось, что он слышал лай собак, но он больше не повторился, чтобы отогнать тревожные лесные звуки. Слава Богу, он хотя бы слышал тяжелые шаги Орма за спиной и чувствовал его присутствие. Вдруг ему пришла в голову ужасная мысль, и волосы на голове встали дыбом. Откуда он знает, что это все еще Орм, а не какое-то безымянное чудище, занявшее его место? Ругая себя за трусость, он бросил взгляд через плечо. В полумраке, среди кустарников почти ничего не было видно, но фигура, шагающая за ним, своими огромными, неуклюжими очертаниями очень походила на Орма Андерсона.

Вздохнув с облегчением, Бьярни снова взглянул вперед. И почти в то же мгновение услышал, как человек сзади споткнулся и выругался.

— Что случилось? — крикнул он.

— Порвался ремень на сапоге. Идите, я вас догоню…

Бьярни помедлил минуту. Человек, завязывающий ремень на сапоге, подвергал себя в этом лесу множеству опасностей. Но Орм вполне мог позаботиться о себе, а его задача — проводить до лагеря капеллана.

Бьярни продолжил путь за темной фигурой в капюшоне, которая расплывалась в сумраке, и прислушивался, не идет ли за ними Орм. Но слышал лишь чье-то тяжелое дыхание — возможно, леса или собственного страха.

И вдруг, хрипло рыча, гигантская темная масса выросла из-под земли прямо перед ним. На мгновенье она показалась расплывчатой тьмой, как тролль — ужас диких лесов, поедающий людей и их души. Затем она вытянулась во весь рост, выше человека, и в лунном свете Бьярни разглядел могучего лесного медведя, недавно пробудившегося от зимней спячки, голодного и обезумевшего, готового растерзать все, что попадется на пути; наверное, он направлялся к реке, где плескался лосось, прежде чем почуял человеческий запах.

Бьярни увидел огромную запрокинутую голову и взмах могучей лапы. Брат Ниниан вскинул руки в тщетной попытке защититься. Бьярни не помнил, как выхватил нож, который блеснул в его руке, когда он кинулся вперед. Он оттолкнул капеллана в сторону, в куст орешника, и замахнулся на зверя.

Огромная голова с раскрытой пастью склонилась над ним, обдавая зловонным дыханием. Грохочущий рев потряс весь лес, когда Бьярни воткнул нож, и в то же мгновенье удар гигантской лапы по голове оглушил его, и изогнутые когти прошлись по щеке и плечу. Инстинктивно втянув голову, чтобы защитить место, где по венам течет кровь, сквозь яростный рык медведя и собственные крики Бьярни услышал голос Орма и других людей, продирающихся сквозь лес.

И тут могучие лапы обхватили его и придавили к горячему косматому телу, и жизнь стала покидать его. Чудом ему удалось высвободить руку, все еще сжимавшую нож, и нанести второй удар. Рев зверя перешел в хриплое рычание — и кровь полилась из его открытой пасти; затем рядом с его ножом вонзился кинжал, хватка, сжимавшая ребра, ослабла, и вся косматая масса наклонилась вперед, словно падающая гора.

Бьярни оказался под рухнувшей горой, и ее тьма покрыла его. Повсюду был запах крови, горячий и зловонный, его собственной или медведя — он не знал. Он вообще плохо понимал, что происходит. Наконец огромную, судорожно дергающуюся тяжесть подняли и вытащили его на свободу. Он не помнил, сколько времени прошло, и как все происходило, но слышал голоса Орма и капеллана, хотя и не понимал слов. Он почувствовал, как его обмыли прохладной речной водой и перемотали плечо кусками ткани, оторванной от чьей-то рубашки, — наверное, его собственной.

Затем он оказался на ногах, и земля под ним вздымалась и проваливалась, как палуба корабля во время качки, его руки лежали на плечах товарищей, они почти несли его на себе, и это что-то напомнило, но что — он никак не мог вспомнить. Голова шумела, как целый рой пчел, и думать в таком грохоте он не мог.

— Медведь, — бормотал он, — всего лишь медведь.

— Он мертв, — сказал кто-то. — Мы вернемся за ним, если волки не доберутся до него раньше. Главное, отнести тебя в лагерь.

Он не помнил, как его несли в лагерь; наконец он очутился за оградой, и в свете факелов его окружили лица товарищей и гул голосов. Вот среди них послышался ясный голос леди Од, приказывающий внести его в амбар за ее домом.

Затем он лежал на наваленных шкурах посреди горящих факелов, и Мергуд, склонив над ним свое терпеливое лошадиное лицо, обрабатывала раны на его шее, щеке и плече, а Эрп, стоя на коленях рядом с ней, держал его руки, чтобы легче было промывать раны. Его онемевшее от боли плечо заныло так, будто его жгут раскаленным железом, и вдруг гудение пчел в голове превратилось в оглушительную тьму, которая заволокла свет факелов…