— Он пробьется, — ответила Ида Гусыня, шедшая рядом с ним по поросшему шелковистой травой склону холма. — Вероятно, таким образом, какого мы с тобой даже не в состоянии предположить.

— Почему ты так уверена? Он хорошо планирует, но когда дело доходит до стрельбы, он обычно предоставляет работу Пудджу.

— Поверь мне, — настаивала Ида. — Ты сможешь выиграть эту войну, только если позволишь Анджело сделать это для тебя.

Ангус Маккуин остановился и схватил Иду Гусыню за руку.

— Я верил тебе всю жизнь, — сказал он. — И не собираюсь начать сомневаться в тебе теперь.

— Хотела бы я быть в этой игре рядом с тобой, — сказала Ида.

— У тебя здесь хорошая жизнь, — ответил Ангус. — Если бы я был так умен, как обо мне пишут в газетах, то жил бы сейчас здесь, с тобой. Денег у меня больше чем достаточно. Даже если я доживу до ста, все равно останется еще немало. Я участвовал в четырех войнах с чужими бандами. Вышел из них весь в шрамах, но живым и все еще на вершине.

— Ты не сможешь отказаться от этой жизни, Ангус.

— Если не способен отстаивать свою жизнь с оружием в руках, остается только умереть в бою, так, что ли? — Ида отрицательно покачала головой. — Вот и отлично, — сказал Ангус. — Я никогда не покупался на эту глупость и никогда не куплюсь. Я занялся рэкетом, намереваясь умереть старым и богатым, а не молодым и нашпигованным пулями. Ничего из того, что я видел и слышал с тех пор, не заставило меня изменить это мнение.

— В таком случае Анджело и Пудцж нужны тебе даже больше, чем ты думаешь.

— Это почему еще?

— Потому что они больше думают о том, как победить, чем о простом выживании. А в войне принести победу может только такой образ мыслей. Раз тебе так хочется умереть старым, жирным и с пухлым лопатником в кармане, отдай дело в руки этих мальчиков и постарайся им не мешать.

Анджело и Изабелла шли вдоль реки по пирсу Саут–стрит. Вечер был холодным, сердитый ветер рябил темные воды Гудзона и яростно налетал на дома с дешевыми квартирами, выстроившиеся вдоль железной дороги. Оба были одеты в драповые пальто, застегнутые под самое горло, пальцы их рук, затянутые в перчатки, были переплетены. Над их головами сияло бесчисленным множеством звезд ясное темное небо.

— Тебе не холодно? — спросил Анджело.

— Нет, — ответила Изабелла, мотнув головой. — Мне нравится, когда дует в лицо. Совсем не похоже на итальянские зимы, которые я запомнила с детства.

— А я никогда не был в Италии. — Анджело посмотрел на Изабеллу. Его не переставала изумлять естественность ее красоты. Ее манящие глаза сияли, как факелы, на фоне темной реки за спиной, щеки разрумянились от резкого ветра, который все же был не в силах развеять в воздухе ее волосы, длинные и густые, как лошадиная грива. Но самой поразительной была улыбка Изабеллы; когда он видел ее, у него замирало сердце и уходила постоянная ноющая боль в легких.

— Увидишь, когда мы поженимся, — сказала она. — Это лучшее место в мире, чтобы провести медовый месяц.

Анджело остановился, бережно взял Изабеллу обеими руками под локти и заглянул ей в глаза.

— Я не смогу поехать с тобой на наш медовый месяц, — сказал он. — Мы оба взойдем на пароход, но я сойду с него перед тем, как он выйдет из гавани. Меня заберет один из буксиров, а ты поедешь дальше без меня.

— Анджело, что ты такое говоришь? — удивилась Изабелла, высвобождаясь из его рук. — Я никогда не слышала ничего подобного. Человек не может отправиться в медовый месяц в одиночку.

— Те люди, которые пытались убить Пудджа, снова попытаются это сделать, — сказал Анджело. Он смотрел на нее так же, как и всегда, но говорил теперь твердо и прямо. — Они постараются убить и меня. Я не могу этого допустить.

— И что ты будешь делать, чтобы остановить их? — спросила она, но выражение ее лица сказало ему, что ответ ей уже известен.

Он повернулся, они пошли дальше, Анджело держал Изабеллу под руку, оба наклоняли головы под пронзительными порывами бодряще–холодного ветра. Несколько кварталов они прошли в полном молчании, углубленные в свои очень несхожие мысли.

— Ты знаешь, чем я занимаюсь, — заговорил наконец Анджело. — Я не пытался скрывать это ни от тебя, ни от твоего отца. Таков я сейчас и таким останусь после того, как стану твоим мужем.

— Я знала, кто ты такой, с первой же нашей встречи, — ответила Изабелла. — И это нисколько не влияет на мое чувство к тебе.

Анджело снова повернулся к ней и улыбнулся.

— В таком случае, пока мы все не закончим, я останусь твоим должником. За мной медовый месяц.

— Ты должен будешь также объясниться с моим отцом, — сказала Изабелла. — Подожди, что–то еще он скажет о таком фокусе.

— Он уже знает, — ответил Анджело, обнимая Изабеллу. — И он сказал, что не может быть счастливее.

— Когда ты видел его?

— Сегодня рано утром. Он поедет с тобой. Я отдал ему мой билет, так что тебе не придется две недели путешествовать в полном одиночестве.

— Отправиться в медовый месяц с родным отцом, — Изабелла вздохнула. — Чего большего может желать невеста?

— Мне очень трудно представить, чтобы он мог влюбиться в какую–нибудь женщину, — сказал я Мэри, когда

мы вдвоем возвращались в палату, где лежал Анджело. — Да еще настолько, чтобы собраться жениться.

— На самом деле никто не ищет сознательно возможности влюбиться, — сказала Мэри. — Это, как правило, происходит случайно. Но можно научить себя не любить. Я думаю, что именно так случалось у Анджело со всеми женщинами, с которыми он встречался после Изабеллы.

— Откуда вы знаете?

— Я была одной из этих женщин, — просто ответила она, глядя прямо перед собой, в даль темной пустой улицы; неоновые огни магазинов позволяли рассмотреть ее до сих пор чистую кожу и правильные черты лица. — Для него я была просто кем–то, кого ему было приятно иметь рядом с собой. И я никак не рассчитывала на большее.

— А вы хотели большего? — спросил я.

— Речь никогда не заходила о том, чего хотела я, — сказала Мэри. — То, что нельзя изменить, приходится принимать таким, как оно есть. Тем более имея дело с мужчиной, подобным Анджело. Нас связывала крепкая дружба. И этого было достаточно.

— Вы вышли бы за него, если бы он вам предложил? — Я придержал тяжелую дверь парадного входа в больницу, пропуская ее вперед.

— А много вы знаете таких, кто когда–нибудь отказывал Анджело? — спросила Мэри, проходя передо мной в лифт.

— Из живых — никого, — ответил я.

Весна, 1928

— Ты уверен, что достаточно выздоровел? — спросил Анджело, выходя следом за Пудджем к подножью лестницы.

— Кончай возиться со мной, как нянька, Анж, — ответил Пуддж, шлепая резиновым мячом о бетонный тротуар. — Даже тот одноглазый доктор, которого приставил ко мне Ангус, говорит, что мне пора уже приходить в себя.