Миро согнулся от спасительного приступа кашля. Марсель Дитрих открыл дверцу буфета.

– Стаканчик хинной настойки? Она вас живо на ноги поставит.

– Нет-нет, ни в коем случае. По дороге к вам я заметил на стенах остатки надписи…

– Да уж, вы правы, настоящая катастрофа. Никакого уважения! Тут есть один тип, Саид, так он везде оставляет свои послания!

– Я не о граффити, я имею в виду старые вывески. К примеру, на месте рыболовного магазина раньше, как мне кажется, была парикмахерская. Вы ее застали?

– Вы правы, там была парикмахерская, ее держала Жинетта. Вы спрашиваете, застал ли я эту парикмахерскую? Моя бедная жена делала там перманент. Сама Жинетта жила в квартирке над парикмахерской, мы видели, как росла ее дочка. А потом, в один прекрасный день, Жинетта вдруг умерла прямо посреди улицы – инфаркт. Я все думаю, что стало с ее девчонкой – с тех пор о ней никто не слышал. Хотя оно и неудивительно, она всегда была очень закрытой, не то что мадам Форест, наверное, вся в отца пошла, его-то никто никогда не видел…

Сердце в груди Миро забилось так сильно, что он едва не потерял сознание. На секунду он совершенно утратил связь с реальностью. Когда он снова пришел в себя, Марсель Дитрих продолжал, как ни в чем не бывало.

– …прекрасная квартирка, я бы с удовольствием подарил ее старшей дочери, но хозяева оказались слишком уж жадными до денег, представьте себе, двадцать тысяч за квадратный метр, за такие деньги я мог бы там купить только кухню, и то с трудом.

– Как звали дочку парикмахерши? – слабым голосом спросил Миро.

– Подождите-ка… Пола… Лола… Лора, да-да, именно Лора! С ней здесь такое случилось… Есть у вас пара минут? Будет лучше, если я покажу вам, где все это было, вот только башмаки надену…

Силуэт Марселя Дитриха растаял в воздухе. За его темной, нечеткой фигурой Миро различал образ Лоры. В голове у него зазвучал ее голос, и ему пришлось опереться на стол, чтобы не потерять равновесие. «Я жила на бульваре Ришар-Ленуар… Улица Рокетт была для меня terra incognita…»

В голове у него что-то затрепетало – будто бы забилась о стекло попавшая в плен птица. Откуда-то из подсознания выплыло название, которое он не мог вспомнить вот уже пару дней: Келлер. Он уже знал ответ на свой вопрос, но все же пробормотал:

– Скажите, улица Келлер, это ведь где-то здесь, неподалеку?

– В двух шагах отсюда, – бросил Марсель Дитрих, открывая дверь.

– Там есть школа?

– Да. Я как раз в ней учился. Осторожнее, тут скользко, держитесь за перила.

Миро продирался сквозь какую-то несуществующую вселенную, над ступеньками лестницы плыло Лорино лицо, ее губы говорили: «Детство я провела между школой на улице Келлер и фенами для волос».

Она стояла здесь, прямо перед ним, нежная, искренняя притворщица.

Выйдя на тротуар, он услышал бодрый голос:

– …бедняжка, она своими глазами видела, как его убили, это многое объясняет, – говорил почтальон, указывая на расположенный в соседнем здании ресторан. – Здесь и была раньше лавка того старьевщика, его звали Аристид Леонар.

Миро кончиками пальцев помассировал себе виски, пытаясь унять звон в голове.

– Да, я уже вижу, как у вас загорелись глаза. Когда речь заходит о преступлении, журналисты просто сияют от счастья! Я не хочу никого критиковать, но я довольно много времени провожу перед телевизором – ведь в моем возрасте заняться уже особенно нечем, а телевизор вносит разнообразие, – так вот, могу вас заверить: секса и крови там более чем хватает, что правда, то правда, можно подумать, что в жизни нет ничего другого. Что до того убийства, никто так и не сумел разгадать мотивов преступника: у Леонара тогда ничего не украли. Убийцу до сих пор не нашли. Замечу, Аристид был тип очень неприятный, страшный упрямец и к тому же здорово пил. При этом у него были свои клиенты – он ведь скупал все подряд: и хлам, и очень хорошие вещи. Он сваливал товар как попало, лавка его напоминала старый чердак, я сам как-то раз откопал там кофейный сервиз из лиможского фарфора – отдал за него совсем гроши. Так он и жил, пока его не прикончили, а заодно чуть не убили малышку Лору. Ей было лет двенадцать или тринадцать, она играла в прятки с моими внуками и спряталась в лавке у старого Леонара. Хуже всего то, что убийца ее видел. Если бы не консьержка, ее бы тоже убили. Идемте, я вам все покажу.

– Эта консьержка, как ее звали?

– Багу, она уже давно на пенсии. Не женщина – дракон, нет, даже два дракона, у нее еще собака была, Тоска, немецкая овчарка, лаяла беспрерывно. Я ведь почтальон, для меня собаки…

Мертвенно-бледный Миро, не моргая, смотрел на Марселя Дитриха. Ему вдруг стало страшно холодно. Он послушно поплелся за стариком во двор дома 24.

– В газете тогда написали полную ерунду – там было сказано, что все случилось в Ла Рокетт, я думаю, эта Багу всех запутала, потому что она там раньше жила, еще в молодости. Видите вон то окошко? Раньше там не было решетки, через него-то Лора и забралась в лавку к старику. Когда она выбиралась оттуда, то напоролась рукой на гвоздь, упала и потеряла сознание. Ужас что это было! Бедная девочка, она так перепугалась, что плела невесть что, все повторяла: «Это я, я, он умер, я его толкнула». Смотрите-ка, мне письмо.

Миро словно во сне увидел, как старик открывает почтовый ящик, достает оттуда конверт, подносит его к глазам.

– А, еще одно нежное послание от сборщика налогов. Когда же он от меня отстанет?..

Где-то неподалеку колокола пробили пять. Марсель Дитрих взглянул на часы.

– Вы меня извините, но мне пора. Я сегодня играю в карты, мы встречаемся в клубе как раз в пять. Если хотите, приходите еще раз, я вам много чего могу рассказать. Да, кстати, а вы из какого издания?

– «Эхо саванны», – пробормотал Миро.

– Как-как? Никогда не читал географических журналов, а ведь наверняка это интересно.

Миро шел, не разбирая пути, по телу разливалась боль.

«Она с самого начала тебе врала. Она знает Багу. Все было заранее продумано: ваша встреча, то, как тонко она тебя соблазнила, ее напускная невинность, притворная неприступность, все».

Наконец-то он мог объяснить себе, откуда взялась тревога, которую он испытывал с самой первой их встречи. Зарождающееся чувство, желание, которое он испытывал, приглушили эту тревогу, усыпили его бдительность. Но подозрения никуда не делись.

Увидев перед собой монументальное, приземистое здание церкви из зеленоватого бетона, Миро впал в еще большее уныние. Ему хотелось оскорбить Лору, ударить ее.

Но переполнившая его ярость тут же рассеялась, и в следующий миг Миро уже был готов ее простить.

Бог ты мой, хватит ее осуждать. Да, она тебе соврала, но она, вполне возможно, пытается что-то забыть – разве это такое уж преступление? Двенадцать лет, ей было всего двенадцать лет!