— Кто его знает, может, они до этого по тюрьмам инквизиции сидели, как аббат Фариа, или перебивались подаянием, — примирительно сказал Шульгин.

— Ну, посмотрим, посмотрим, — Андрей дышал морозным воздухом, одновременно прикидывая, что он учинит с этой публикой, если они в их личных комнатах такой же бардак развели.

— Жаль, что Удолин со своим кагалом с твоим Власьевым здесь не пересеклись, — Андрей постепенно приходил в благодушное настроение. — Вот он бы им организовал флотский порядочек!

— Мне самому это интересно. Сдается, тут тоже некая параллель имеет место. Самая, допустим, микроскопическая. Вроде как на Столешниковом. Я их сюда из тридцать восьмого вывозил. Сейчас никаких следов ни их, ни БРДМа моего нет. Я тут почти сутки провел, все облазил, пока Власьева в курс вводил — и ничего. Значит, чтобы Зою с детьми и Власьева опять встретить, оттуда же переправляться надо?

— Придется признать, — без энтузиазма согласился Новиков. Бесконечные отражения поставленных друг против друга зеркал изрядно ему надоели.

Они сидели на верхней площадке ведущей на галерею второго этажа лестницы. Шульгин, а особенно Ростокин с интересом наблюдали, как не слишком трезвые маги перемещаются от парадных дверей к воротам и обратно, таская корзинки и ведра с мусором, неуверенно ковыряют снег штыковыми лопатами и в недоумении замирают, достигнув промерзшей земли. Которую и кайлом не сразу возьмешь.

— Константин, — весело крикнул Сашка, — если сверхчувственно ямку вырыть не можете, возьми на складе пару толовых шашек. Только смотри, чтобы сдуру головы не поотрывало… Шнур сантиметр в секунду горит.

Очевидно было, что сейчас Шульгин от души рассчитывается с Удолиным за всю его прежнюю надменность и чрезмерные «понты».

— Неужели у вас здесь нет никакого приспособления для утилизации мусора? — спросил Ростокин.

— Конечно, есть. Но сейчас — момент воспитательный. В армии не служил, не знаешь, как курившему в неположенном месте приказывают в наказание за час ведро окурков на территории полка собрать? И ведь собирали.

Маги и некроманты, судя по одеждам, в основном были приглашены Удолиным из разных десятилетий XIX века, и возраст их колебался между пятьюдесятью и шестьюдесятью годами. Только один был явно из XVIII, и помоложе — около сорока. Очень возможно, погиб на гильотине в известной эпохе террора.

Постепенно, на морозе и ветерке, они приходили в норму и шевелиться начинали активнее, чем сонные осенние мухи.

Что следовало поставить в зачет профессору: в комнаты хозяев он своих соратников не пустил. Ночевали все в двух гостевых комнатах, остальные помещения сохранились в исходном состоянии. Замки не тронуты ни механикой, ни магией.

Кажется, то, что получилось в итоге «большой приборки», понравилось и самому Константину Васильевичу, и его сообществу. Конечно, будь тут Воронцов, он нашел бы, к чему придраться, а на обычный взгляд — сойдет. Главное — книги из шкафов на растопку не пускали и с огнестрельной коллекцией не баловались.

— Теперь как, Константин, отпустим товарищей без опохмелки отдыхать до утра? — цинично поинтересовался Шульгин, построив публику, как в хорошо известном зрителям шестидесятых годов кинофильме «Напарник» (из серии «Операция „Ы“»). Его костюм, автомат, прочая боевая сбруя, а особенно лицо производили впечатление. Как на рядовых солдат крутой майор, перед строем матерящий до того всесильного старшего лейтенанта. Здесь — «Кандидат в Держатели» решил показать настолько же низшим по разряду магам, что почем и кто чего стоит.

Они это чувствовали. Каждый умел многое, но не обладал подавляющей силой воли. Если бы обладал — сумел бы в свое время нагнуть князька, герцога или простого владельца финансовой империи, чтобы те ему прислуживали, а не наоборот. И избегнуть многих бытовых неудобств.

Лица у всех были достаточно умные, взгляды — просветленные (невзирая на остатки алкогольного тумана), но сильного человека среди них ни Шульгин, ни Новиков не видели. В ином случае и разговор пошел бы по-другому.

— Я бы так сказал, — осторожно ответил Удолин. — Похмелиться им надо…

Шульгин снова постучал пальцами по ствольной коробке автомата. Привычка такая.

— По сто пятьдесят грамм из ваших рук, — уточнил профессор, — и завтра с утра они будут полностью готовы к работе. Без всяких глупостей.

— Принимается, — кивнул Шульгин. — По сто грамм, и чтобы я никого из них до утра не видел…

Чтобы окончательно устранить из дома посторонние запахи, в зале растопили камин, поверх поленьев бросили хорошую охапку веток местного аналога можжевельника. Пламя охватило сочные иголки, с треском рассыпая насыщенные эфирными маслами и фитонцидами искры.

— Не понравились вам мои сотрудники? — осторожно спросил Удолин, которого Шульгин в потребной ему винной порции ограничивать не собирался, зная его характер и привычки.

— Так вопрос не стоит, — ответил Новиков. — Дисциплинарная практика — это одно, практическая эффективность — несколько иное. Если они тут не зря проедались, никто сопутствующим моментам значения придавать не собирается. Что интересного сообщить можешь? Заодно и часы сверим. У вас сколько времени прошло?

— Две недели.

— У нас поменьше. Но с учетом тройного возмущения континуума — почти сходится. Итак, рассказывай. Подробно и точно, как ты умеешь, но на не имеющую отношения к делу лирику не отвлекаясь. Кстати, пленник где?

— Сидит в магически запечатанной камере, на чердаке, и медленно истаивает.

— Запытали вы его, что ли? — с оттенком сочувствия к дуггуру осведомился Шульгин.

— Как можно, Александр? Обращение исключительно вежливое, только на ментальном уровне. Мы не инквизиторы. Это просто свойство у них такое — поодиночке не выживают. Даже пищу не усваивают. Мыслефон им нужен, а, возможно, еще и обмен какими-то биологическими эманациями.

— Ты тоже не отвлекайся, — остановил Сашку Новиков. — Пусть все по порядку излагает.

Потребность и способность профессора облекать любую мысль в шлейф весьма далеко лежащих от основной темы ассоциаций, комментариев к собственным силлогизмам и внезапно рождающихся озарений были неистребимы. Потому его соратники давно уже научились автоматически вычленять значащие элементы из неудержимого потока сознания.

Команда некромантов (так и будем их называть, для удобства, хотя собственно некромантией профессионально занимались лишь двое) на самом деле было собрана Удолиным на территории Европы и России предыдущих полутора столетий, причем некоторые из них были уже не совсем живы, в широком смысле этого понятия. Однако приобщение к эфирным структурам и климат Валгаллы, в мистическом смысле отличающийся от земного, весьма способствовали их социализации и рематериализации.

— Лично наблюдали, — вставил Шульгин, чтобы в очередной раз вернуть Константина Васильевича ближе к теме.