– Ну да, и нашу с тобой ссору он спровоцировал не случайно – ему было нужно, чтобы мы задержались на работе как можно дольше, выясняя отношения. А он бы пошарил в доме. Так что авария эта им прямо на руку была. Я почти месяц дома не появлялся, ты у тети Вали жила. Обыскивай – не хочу!

– Им? Ты думаешь, Владик не один действует?

– Наверняка кто-то есть еще. Значит, так: сейчас я позвоню, позову Синельникова и Александру – соберемся вечером.

Целый день Марк думал, как лучше сделать, и к вечеру план вчерне был готов. Насмотревшись на картину, с которой Вика под руководством Марка уже сняла треть темперной записи, вся компания собралась в комнате Марка. К ночи он уже не мог ни стоять, ни сидеть, поэтому растянулся на кровати. Вика присела рядом, а гости расположились в креслах напротив.

– Да, ты прав – есть кто-то еще, – сказал Синельников, позвякивая ложечкой в чашке с чаем.

– То есть ты полагаешь, что в дом залезал не Владик?

– Вряд ли. Замок-то открыли вполне профессионально. А я не верю, что ваш Владик способен открыть что-нибудь, кроме бутылки с пивом. И обыскивали второй раз тоже очень деликатно, чтобы мы не заметили и думали, что он не знает про вторую копию и оригинал.

– Действительно…

– Кто же это может быть?

– С кем связан Владик? Со Светочкой! Ее ж племянник!

– Да ладно! Вигаркина? Я тебя умоляю!

– Но разговор подслушать она вполне могла.

– Значит, есть кто-то третий…

– А мне кажется, совсем не трудно узнать!

Все уставились на Марка – как?

– Ну смотрите. Он взял картину. Что он будет дальше делать? Ему же нужно срочно продать. Вряд ли покупатель у него здесь, в Трубеже. Значит, он тут же поехал в Москву и пробыл там несколько дней. Вряд ли кто-нибудь купил бы у него картину без экспертизы, тем более – Айвазовского. Надо просто посмотреть, кого не было в музее несколько дней, пока я лежал в больнице. И все.

– Верно!

Синельников кивнул Марку: молодец! Собственно, он уже это выяснил, и не только это, но пока не спешил выкладывать информацию.

– А что с Тамарой?

– С Тамарой… – Синельников вздохнул: – С Тамарой ты был прав. Когда мы попали в квартиру… Ну, в общем, она уже несколько дней как умерла.

– Господи! Он что – убил ее?!

– Эксперты говорят, естественная смерть. Ну, не совсем – передозировка инсулина. У нее же диабет был?

– Был, да…

– Ну вот. И шприц рядом нашли. Могла дозу перепутать.

– Нет, подожди! Какой шприц? Тамара терпеть не могла делать уколы, она ни за что бы не стала! Таблетки – да, горстями, но уколы! Она панически боялась шприцев!

– Да, я тоже думаю – ей помогли. Он слегка перестарался – на шприце никаких отпечатков нет. Вообще никаких! Работал в перчатках, осматривал профессионально, но не так осторожно, как у вас во второй раз. У нее такой бардак, что понять невозможно, обыскивали или нет, поэтому действовал смелее. Но я заметил – пыль неравномерно лежит.

– Слушай, а в коридоре? Ты не посмотрел? Я тебе говорил – там следы могли остаться, под занавеской!

– Остались. Слабые, но различимые. Ладно, значит, что мы имеем: неизвестный человек в дорогих кроссовках сорок второго размера, работает в музее или хорошо знает кого-то работающего в музее, к тому же прекрасно знаком с твоей Тамарой. Дверь он открыл ключом – либо она ему дала ключ сама…

– Исключено.

– Либо сделал дубликат, значит, имел доступ к ключам. К тому же не один раз был у нее в доме – знал, куда спрятаться. И знал, что у нее диабет.

– Черт возьми! Тамара же мне говорила: ходит, вынюхивает. А я решил – бред…

Марку вдруг стало так тошно, что он прикрыл глаза рукой. Он осознал, что Тамара была последней ниточкой, связывавшей его с родителями. И почему он не заходил к ней раньше?! Не помог ничем! А теперь ничего не исправишь…

– Ладно, не переживай лишнего. Если бы не ты, вообще неизвестно, когда бы ее нашли, Тамару твою.

Марк тяжело вздохнул – это было слабое утешение. А Синельников уже догадывался, кто этот человек. Но не хотел просвещать остальных. К тому же доказательств не было решительно никаких. Привязать его ни к Тамаре, ни к шохинскому дому пока не получалось. Поэтому план Марка он в целом одобрил – опасно, конечно, но так хоть можно взять с поличным. А девушкам знать лишние подробности ни к чему.

Занятые разработкой плана, мужчины мало обращали внимания на «девушек», между которыми образовалось такое мощное поле взаимной неприязни, что только искры не сыпались. Раньше Александра мало обращала внимания на Вику – ну, девочка и девочка. Работает, вещи не портит – и слава богу. Но после аварии Саша словно зациклилась на Вике – все время всматривалась в нее, думала, недоумевала…

Вот и сейчас – ее просто коробило, как Вика льнет к Марку. Держит за руку, прижимается, целует украдкой, и все это на глазах у нее и Синельникова. Как ловко эта девчонка влезла в жизнь Марка! Сколько ей лет? Она же моложе Марка лет на пятнадцать! Проходимка! А «проходимка», словно услышала мысли Александры, вдруг взглянула ей прямо в глаза, усмехнулась и поцеловала Марка в щеку. Он рассеянно потрепал ее по голове, не отвлекаясь от разговора с Сережкой. Тяжелая, густая волна мрачной ревности поднялась со дна Сашиной души, грозя затопить рассудок. «Он мой! – упрямо думала Александра. – Эта Вика еще не родилась, а Марк уже любил меня».

Она вдруг вспомнила про рисунки: сразу после аварии Лида принесла ей серую папку. Александра сначала не поняла, в чем дело, а когда рассмотрела рисунки Марка – похолодела: везде была она. Она и Марк – целая непрожитая жизнь в картинках. Свидания, объятия, поцелуи. Александра залилась краской, наткнувшись на весьма откровенную сцену любви, а когда увидела себя сначала беременной, потом с ребенком на руках, и вовсе заплакала. Мечты Марка, воплощенные в живых и характерных зарисовках, маленькие и милые семейные сценки, полные незатейливой радости и тоски о несбывшемся. На несколько кратких мгновений Александра вдруг представила себе все это в реальности: «Вот какой могла быть моя жизнь…»

Она попыталась было поговорить с Марком о рисунках, хотя ясно понимала: поздно! Поезд ушел. Навещая Марка, Саша улучила момент, когда Вики не было рядом, и достала из пакета папку. Марк ее сразу узнал:

– Как она к тебе попала?!

– Лида принесла. Нашла, когда они порядок наводили. Она не хотела, чтобы Вика увидела. Но ты же понимаешь – я не могу взять это себе.

– Понимаю. – Он приоткрыл папку, усмехнулся: – Как давно это было! Надо же, я и забыл. Да, нечего это хранить.

– Марк…

Он поднял голову. Александра смотрела на него глазами, полными слез:

– Марк, прости меня.