Да и у мамы, на фоне диабета, на нервной почве, обострился пародонтоз и выпал передний зуб. Так как с ее диагнозом сложно поставить импланты, мы ждали приговора врачей, как восстановить зубы. Да и ехать на телевидение без зуба не хорошо.

– Ну что вы! Мы не будем снимать крупные планы, да вообще давайте мы оплатим лечение, зубы – это дорого. А вы как раз придете, мама выскажется и заодно получит деньги на лечение.

– Послушайте, Ирина, мы вообще сдали костюм Павлюхину и ждем ответ по ДНК! Мы не пойдем никуда, – отрезал муж.

– Как сдали? А что же вы не сказали? Это же отлично!

И снова мы попались. Снова сами дали им в руки козыри.

Где-то в это же время позвонил Павлюхин, радостно сказал, что якобы обнаружил все 24 хромосомы, вместе с игрек-хромосомой. А также сравнил это с моей кровью, и, естественно, сомнений не было, что я дочь своего отца, а костюм принадлежит папе.

Что делать дальше? Ждать суда или звать Тамира сдавать ДНК? Адвокат сказал, надо звать. Мол, скоро суд, как раз к нему будет все готово.

Но вдруг суд не примет досудебное исследование? Конечно, про подкупы и подлоги я тогда даже и не думала. Ведь мы делали все сами, без участия канала. Но я снова забыла тогда, что всеми его действиями руководят и сам он не сделает даже шага…

Наш адвокат связался все-таки с Хвостовой, сказал, что костюм проверен и обнаружены ДНК, моя кровь совпадает и пусть Тамир сдаст свою.

В ответ мы получили ответ Тамира, что сдавать ДНК он будет только в Институте имени Сербского.

– В Сербского? Это же психиатрическое учреждение, там можно провериться только на вменяемость – сказала я мужу растерянно. – Там же не делают ДНК.

Но ответ был непреклонен. Только Сербского.

– Я ничего не понимаю. Он же сам на передаче сказал, что готов идти и сдавать ДНК, где угодно и сколько угодно раз. При чем тут Сербского?

Мы даже начали шутить с мужем, что ну если он так хочет, пусть идет туда, может, там ему и место. Мы размышляли, а вдруг это подстава, вдруг они хотят меня выставить ненормальной, вынудить прийти туда, а сами там будут с камерами и потом покажут, что это я решила сдать ДНК в психиатрической клинике.

Конечно, я понимала, что он не хочет идти, так как знает правду. А мы не даем возможности каналу помочь и влезть в процесс этого анализа.

И тут снова канал делает хитрый ход, вынуждая нас прийти на эфир и как бы под это дело заставить Тамира сдать ДНК.

– Вы придете на эфир, а мы заставим Тамира! Он не отвертится! Мы осветим, что Карина сама, первая сдала костюм, свою кровь, что она дочь своего отца, а он пусть доказывает!

Да, умели они убеждать тех, кто еще верил, кто надеялся побыстрее закончить этот кошмар!

Мы соглашаемся, мама тоже. Ведь обещали снять ее не крупно, да и мама рвется меня защитить и посмотреть в глаза обидчикам.

Назначают дату съемки, в это же время удивительным образом Тамир резко дает добро сдать ДНК. Ну конечно, теперь все ему оплатит канал, да и сделают так, как нужно им!

Я даю разрешение Хвостовой и Павлюхину на использование своей крови и костюма в анализе с Тамиром, запомните это, пожалуйста, это важный факт, что именно Тамиру я разрешила!

Пока ждем результата, происходят съемки. Снова снимают 7 часов, снова провокации и ложь. Снова какие-то люди, которых мы видим первый раз, но при этом они все якобы держали свечу. Опять не выпустили половину людей, готовых разнести в пух и прах Тамира и компанию. Маму, естественно, снимают крупно, и плевать им на ее чувства и нехватку зуба.

В этот раз мы в начале съемки сидим в гримерке и смотрим на экране происходящее в студии. Ждем выхода. Вдруг начинает выступать Разинштейн. Папа был с ним знаком, но никогда не дружил, более того, был случай, когда по вине Разинштейна папа был вынужден платить гонорар актерам из своего кармана, так как Разинштейн кинул папу на деньги, а папа, будучи ответственным и порядочным, не мог не заплатить актерам. После этого случая папа зарекся работать и общаться с этим человеком! И вот папы нет, а Разинштейн начинает нести ложь и похабщину в адрес папы. Я не выдерживаю, сидя за кулисами, и начинаю рыдать:

– Мам, ну за что он его так? Зачем он врет? Зачем он такое говорит? Я не пойду в студию. Я не выдержу!

Ах, как был рад оператор моим слезам. Ведь в гримерке нас снимали, как они сказали, будут маленькие подсъемы, как вы смотрите на экран. И тут снова я даю им эмоции.

Меня снова захлестывает боль и обида за папу.

Я сижу и слушаю, как люди, которые и мизинца не стоили моего папы, сидят и льют грязь на покойного человека!

Мое сердце разрывается на части, возникает желание уйти, уехать.

Или высказать им всем, кто они на самом деле! И если меня обвиняли в наживе и пиаре, то простите, я боролась за честь отца! За правду, за ценности своей семьи! А они? Получали деньги и не моргнув глазом лили грязь и клевету на покойного? Наживались на чужом горе! На семье, которую они совсем не знали!

Выйдя в студию, мама четко сказала, что нам нет дела до темы родства! Сказала она так, потому что мы, как никто, знали, что все это спланировано и никакого отношения к папе не имеет. Нам важно отстоять честь любимого человека и пресечь грязь и клевету в его адрес!

Но ее слова никому были не интересны, им важнее было снять ее крупно, чтобы показать беззубый рот, снять эмоции и нервы. Выставить нас исчадием ада, которые не хотят принимать «бедного мальчика»!

В финале эфира нас ждал новый удар в спину. Белобокины из Твери.

Когда мы приехали на съемку и пришли в гримерку, звуковики, видимо, проверяли звук и забыли, что трансляция идет в гримерки и мы все слышим.

Я услышала, как закадровый голос читает письмо, якобы написанное папой некой или некому Шуре. Сначала я подумала, что речь идет о худруке Сатиры, но, вслушавшись, поняла, что письмо адресовано некой женщине.

– Я поняла! – сказала шепотом я мужу. – Они, наверное, приведут какого-нибудь деда и скажут, что это тоже папин сын. Надо их обыграть.

И мне пришла в голову идея, которая потом снова обернулась против меня.

Перед тем