– Минти, не хочешь еще поупражняться? – предложил он, взяв нож и вилку. – Я совсем не умею говорить гадости.

– По-моему, у тебя отлично получается, – утешила я.

– О нет, мне на самом деле очень трудно. Думаю, нужно еще потренироваться.

– М-м-м. О'кей, – осторожно согласилась я.

– Хорошо. У тебя волосы растрепаны.

– О! Большое спасибо.

– А у тебя рубашка мятая, – парировала я.

– С твоим лицом только на радио работать! – Ах ты, ублюдок!

– А ты не умеешь играть в настольный футбол.

– Одежда из секонд-хенда тебе очень к лицу, – отбил он, но к тому времени уже начал улыбаться.

– Твои зубы напоминают Стоунхендж! – с удовольствием выговорила я.

– У тебя слишком длинные волосы, – он уже чуть не смеялся.

– Твой лосьон для бритья пахнет хуже кошачьей мочи! – Я прыснула.

Он краем глаза наблюдал за мной. Придумывал что-то ужасное. И хотя пытался казаться серьезным, еле сдерживался, чтобы не засмеяться.

– Ты такая толстуха. Ешь как хомяк!

Я опять засмеялась. Так оно и есть. Я на самом деле объелась, впервые за три месяца.

– Точно, – согласилась я. – Сейчас лопну!

– Толстуха Минти, – поддразнил он с улыбкой. И налил мне кофе.

– Как дела у Хелен? – спросила я.

– Нормально, – ответил он.

– Она была моей подружкой на свадьбе, – мрачно проинформировала я.

– Да, – кивнул Джо. – Знаю. – Интересно, что еще ему известно о моем «Кошмаре невесты на улице Вязов»?

После обеда мы вернулись к ролевой игре. Джо представлял, что пытается убедить знаменитого голливудского режиссера принять его сценарий. Каждый раз, когда режиссер отвечал «нет», Джо должен был проявить настойчивость и заставить его сказать «да». У него получилось на пятый или шестой раз. Но все-таки получилось! Потом настала очередь Энн.

– Ты жертва того, что называется психологическим вампиризмом, – разъяснил Дэвид. – У тебя на лице написано: «Я добрая», поэтому неудачники и побитые жизнью так к тебе и липнут. – Дэвид взялся играть зануду.

– Скажи ему, что тебе с ним скучно, – велела Элейн, пока Дэвид нес какую-то чушь.

– Не могу, – засмущалась Энн. – Это невежливо.

– Давай! Отшей его.

– Но он же обидится, – чуть не захныкала она.

– Ну и что. Просто скажи что-нибудь, чтобы его отпугнуть.

Сначала Энн мямлила что-то вроде: «Очень приятно с вами поговорить, но...» и «Извините, мне нужно в туалет». Но через десять минут уже могла выговорить: «Ты анестетик для мозга. Еще две минуты этой нудятины, и я впаду в кому. Пойду-ка лучше пообщаюсь с тем красавчиком у шведского стола». Мы дружно зааплодировали.

– На самом деле я бы так никогда не сказала, – объявила Энн, сев на стул.

– Конечно, нет, – согласился Дэвид. – Но если потренироваться, мысленно разыграть эту ситуацию, то изменится выражение лица, язык жестов и психологические вампиры уже не посчитают вас легкой добычей. Подошла моя очередь. Джо притворился Уэсли, который нудил и умолял о помощи. Я должна была вежливо, но твердо отказать ему. Задача оказалась нелегкой: Джо внушал мне симпатию, и отказывать ему не хотелось. Потом Дэвид заставил меня разыграть ситуацию с Домиником. Представить, будто тот кричит на меня, недовольный тем, как я одета, орет, что «такое пальто за городом не носят» – это был любимый повод для истерики. Вместо того чтобы сказать: «Хорошо-хорошо. Ты прав. Только успокойся», я должна была крикнуть в ответ: «Нет, я не буду переодеваться, самодур, истеричный, мелочный ублюдок!» Все захлопали в ладоши, подбадривая меня. Было очень весело. Безумно весело. Потом я разрыдалась. И стало уже не до смеха.

– Что ж, у тебя получилось, – вынес вердикт Дэвид через минуту.

У Джо был расстроенный вид. И я подумала: «Как это мило. Ведь, по правде говоря, мы едва знакомы».

Нас усадили перед большой чистой черной доской и предложили рисовать или писать что угодно. Все, что взбредет в голову. К доске мы подходили по очереди. Эмбер вывела свои инициалы и нарисовала книгу. Потом я изобразила то, что обычно рисую, когда говорю по телефону или размышляю о чем-то, – большую закрытую коробку с точкой внутри. Джо встал и пририсовал к моей коробке два окна и открытую дверь. Потом добавил еще крышу, солнышко и цветочки. И увидев, как он это делает, я ощутила: что-то во мне... раскрылось, как бутон. Застывшая в груди боль куда-то ушла.

Семинар подошел к концу. Теперь мы должны были по очереди дать друг другу совет, как жить дальше.

– Будь собой, – посоветовал Джо, когда наступила моя очередь.

– Выброси одежду, которую тебя заставлял носить Доминик, – подсказала Энн.

– Купи новую одежду – такую, которую он бы точно возненавидел.

– Нет, просто купи то, что нравится тебе!

– Сделай что-нибудь радикальное, измени свою жизнь.

– Помни, кто ты на самом деле! Кто ты?

– Я – Айрин Араминта Мэлоун, – ответила я.

– Помни об этом, – сказал Джо.

– Мне пошел на пользу этот семинар, – весело прощебетала Эмбер, когда мы возвращались на Примроуз-Хилл на автобусе. – Хватит быть милой. Я больше не позволю мужчинам смешивать меня с дерьмом, а моим издателям – меня игнорировать. Не собираюсь и дальше этого терпеть. Я хочу измениться, Минти. Измениться! Минти, ты ни слова не произнесла. Ты вообще меня слушаешь?

– Что? Извини. – Ой, мне же нельзя все время извиняться. – М-м-м, я прослушала, задумалась.

Ситуация начала проясняться. Произошел прорыв, понимаете. Озарение. Даже прозрение. Внезапная вспышка. И теперь я понимала, почему Доминик сделал то, что сделал. Я была права. Это случилось потому, что я была слишком доброй. И он совершенно перестал меня уважать. После семинара у меня открылись глаза. Я смотрела на милых, добрых людей, и это было жалкое зрелище. Они не могли постоять за себя и не вызывали ничего, кроме презрения. Хуже того: они могли постоять за себя, но мягкосердечие, слабость не позволяли им это сделать. Они боялись быть отвергнутыми. Доброта была для них чем-то вроде страхового полиса. И хотя я прекрасно их понимала – сама такая, – эти люди не вызывали ни капли уважения. Вот что со мной произошло. Теперь я осознала, что была добра с Домиником, но доброта обернулась против меня. Я делала стойку, стоило ему скомандовать – только чтобы избежать конфликта. Смиренно выполняла все требования, надеясь заслужить одобрение, добиться, чтобы все шло гладко. Как отвратительно! Я презирала себя. Взглянув на свое поведение объективно, со стороны, я была поражена до глубины души. Когда мы познакомились, я была независимым, уверенным в себе человеком, и посмотрите, во что я превратилась! В безвольную тряпку. Коврик, о который вытирают ноги. Неудивительно, что Доминик потерял ко мне уважение. Теперь я поняла, что он не виноват. Виновата я. Я сама его спровоцировала. Поэтому он меня и бросил. Перестал уважать. Достаточно было в церкви всего один раз взглянуть на меня, одетую в платье, которое он сам же и выбрал, чтобы сообразить: с этой можно делать что вздумается.