– а-ха-ха-ха-ха-ха-ха! – заливалась она.

– когда я вставлю тебе, дорогуша, ты почувствуешь, как моя головка продирается через твои кишки в желудок, дальше по пищеводу в трахею, и тут наши головы встретятся, да!

– а-ха-ха-ха-ха-ха-ха! – неслось в ответ.

– блядь, зуб даю, когда ты плюхаешься на унитаз, твоя жопа свисает до самого пола! а уж если ты посрешь, то наверняка канализация захлебывается и забивается на месяц, а?

– а-ха-ха-ха-ха-ха-ха!

бар закрылся, и мы ушли вместе: я – 6 футов и 165 фунтов, она – 5 футов и 300 фунтов, мистер Одиночество и мисс Нелепость рука об руку вышагивали по тротуару, наконец-то я обрел нечто получше, чем дырка от сучка в половой доске.

гогоча и перебраниваясь, мы добрались до дома, где я снимал комнату, я достал ключи и собирался уже отпереть дверь, как вдруг она заорала:

– господи боже мой! что это?

я обернулся и увидел, что она таращится на совершенно ординарное маленькое здание напротив, на котором была обыкновенная вывеска: «Желудочный госпиталь».

– да плюнь ты на это, детка! лучше давай посмеемся, мне так нравится твой смех! давай поласкай мой слух своим смехом, красотка!

– да это же труп вынесли! смотри, вон они понесли труп!

– да, это мой дружок, когда-то вместе в футбол играли за «Красный амбар», классный был защитник, сегодня днем его навещал, выглядел прекрасно, я ему еще пачку сигарет притаранил, а трупы всегда по ночам выносят, да, каждую ночь я вижу, как они выволакивают одного-двух покойников, при дневном свете это как-то неэстетично.

– а как ты узнал, что это твой друг?

– да по форме черепа, из-под простыни выпячиваются характерные детали, знаешь, однажды ночью, когда они вот так же вынесли труп и оставили без присмотра, я чуть было не украл его. не знаю, что бы я потом делал с ним. наверное, пришлось бы прятать в шкаф.

– а куда они опять пошли?

– за другим трупом, а у тебя как с желудком?

– нормально! у меня все нормально!

я открыл дверь, и мы стали взбираться по лестнице, когда она споткнулась и чуть было не рухнула, я подумал, что эта туша сейчас проломит стену.

наконец мы оказались в моей комнате, разделись и улеглись в кровать, я взгромоздился на нее. я пыхтел, возился, елозил…

– черт! да не лежи ты как бочка с застывшим воском! шевелись! подыми повыше свои бревна… блин, я не могу найти твою дырку!

наконец я попал, она принялась кряхтеть: ох, хехехехех, ох, хехехехехех…

– да что за хуйня! – зарычал я. – давай шевели мясом!

и туг она начала вертеть и подмахивать, я вцепился в нее и попытался поймать ритм, закручивала она лихо, сначала пару витков, затем несколько бросков, ритм ее вихляний я уловил, но вот с бросками было трудней, пару раз я просто вылетал из седла, дело в том, что я действовал по старинке – когда ее станина подавалась вверх, я устремлялся навстречу – в результате получался настоящий карамболь, чудовищная масса сметала меня, и я, как бильярдный шар, столкнувшийся с бортом, летел в лузу, а то и чуть ли не на пол. я попробовал ухватиться за гигантский сосок ее сиськи, но его омерзительный вид оттолкнул меня – и я повис на краю матраса, как голодный клоп, так раз за разом, снова и снова я влезал на эту кряхтящую тушу, погружался в нее, цеплялся за всякие выпуклости и пускался вскачь, теряясь в догадках, кто же кого ебет? но одно было очевидно – жаркое идет порево!

– давай, детка, с Божьей помощью, давай! – прошептал я в жирное и грязное ухо.

мы оба были пьяные вдрабадан, мы ебались как боги! без устали, без страха и упрека, я бился о жирную тушу и раз за разом слетал, но раз за разом карабкался обратно и нырял в пучину пота, возни и вони, через некоторое время я понял, что нам обоим хочется прекратить эту битву, но почему-то мы не могли это сделать, временами секс превращается в самую ужасную работу, в угаре этого безумия я вцепился в ее сиську – бесформенную, как протухший блин, – и, затолкав чудовищный сосок себе в рот, начал сосать, я почувствовал вкус уныния и печали, агрессии и отчаяния, а еще прокисшего йогурта, переполнившись отвращением, я выплюнул сосок, но потом снова присосался.

в конце концов я ее уработал. в смысле, она продолжала пыхтеть, но уже делала это не как труп, я достал ее за живое, я поймал ритм, ее глубинный ритм, и овладел им; теперь я всаживал в нужное время и точно в цель, и наконец она, как неприступный бастион, который стоял насмерть, вдруг дрогнула и начала поддаваться, она стонала и ревела, как дитя, а я отвалился и закурил, теперь я чувствовал себя восхитительно, умиротворенные, мы уснули.

когда утром мы проснулись, я обнаружил, что у моей деревянной кровати сломаны все четыре ножки, мы выломали их с корнем во время нашей очумелой ебли.

– о черт! – простонал я. – блядь! пиздец!

– че такое, Хэнк?

– мы сломали кровать.

– было у меня такое опасение, ха!

– хули, а денег-то тю-тю. новую мне не потянуть.

– у меня тоже ни гроша.

– я же и тебе должен что-то дать, Анна.

– ты мне уже дал. ты первый мужик за долгие годы, с которым я что-то почувствовала настоящее.

– спасибо, конечно, только эта блядская кровать засела у меня в башке.

– хочешь, чтобы я ушла?

– слушай, не обижайся, но… эта кровать… я в панике.

– да не проблема, Хэнк, можно, я только отолью сначала?

– да пожалуйста.

она оделась и вышла в туалет, через некоторое время появилась в дверях.

– пока, Хэнк.

– пока, Анна.

паршиво было, конечно, расставаться вот так, но порушенная кровать не давала мне покоя, когда Анна ушла, я вспомнил о веревке, которую купил, чтобы повеситься, это была охуительно крепкая веревка, обследовав кровать, я обнаружил, что дерево ножек лопнуло вдоль волокна и они просто развалились пополам, оставалось только стянуть их веревкой, как накладывают шину на переломанные человеческие ноги, я постарался, как мог, затем оделся и вышел на лестничную площадку.

внизу меня поджидала домовладелица.

– я встретила на лестнице уличную женщину, мистер Буковски. без сомнения, эта особа уходила от вас. я слишком хорошо знаю всех своих постояльцев.

– а куда деваться, моя госпожа, – отозвался я и выскочил на улицу.

первым делом я заглянул в бар. выпивка пошла удачно, но кровать никак не хотела покидать мой мозг, «чудно, – подумал я, – человек, который хочет убить себя, беспокоится о сломанной кровати», но я действительно беспокоился, поэтому, приняв еще чуток, вернулся домой, хозяйка опять поджидала меня.

– мистер Буковски, вам не удастся одурачить меня вашими веревками! вы сломали кровать! кошмар! должно быть, произошло нечто грандиозное прошлой ночью, раз не выдержали все четыре ножки у кровати!