Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да, может, все еще обойдется! — сказала она бодро и кивнула турку, который ей улыбнулся. — Может, мы пока поживем. А ужас-то в чем, Надежда Кузьминична?
— С мужем у меня… беда прямо. Не знаю, что делать.
— Заболел?
— Да нет, слава богу, здоров, но вот… Ведь из последних сил держусь, Мариночка! — вдруг выговорила Надежда Кузьминична сдавленным шепотом и всхлипнула. — Ну, совсем недостает мне их! Ни сил, ни денег!
— А что происходит?! Я ничего не знаю! Может, вам как-то помочь?..
Тут пожилая редакторша вдруг вся подобралась, втянула голову в плечи, оглянулась по сторонам, как в шпионском фильме, подхватила со стойки свою чашку и забормотала перепуганно:
— Ничего, ничего, Мариночка, вы не обращайте на меня внимания, я устала очень!.. Это все просто так. Пройдет.
— Надежда Кузьминична, погодите!
— Нет-нет, Мариночка, это я так!.. Я вот кофейку попью. Я вас заболтала совсем, наверное, вы ведь тоже за кофейком, да?.. Вы не слушайте меня, это нервное, а выглядите вы просто прекрасно, и все потому, что бассейн! Мне мой невропатолог все время говорит, что в бассейн надо, а у меня и времени нет, и не получается никогда…
Она говорила, не замолкая ни на секунду, отступая от стойки, крохотная чашечка дрожала у нее в руке.
Маня проводила ее глазами.
Странное дело.
Надежда Кузьминична особой истеричностью вроде бы не отличалась, наоборот, всегда была жизнерадостной и бодрой, и на корпоративных вечеринках, подвыпив, пела басом романс «Калитка».
— Отвори потихоньку калитку и войди в чудный сад ты, как пень, — пробормотала Поливанова себе под нос. — Как пень…
— Пардон? — переспросил турок, варивший ей кофе. — Пень?
По-русски он понимал плоховато, но все стремился научиться, и Мане это нравилось.
— Когда спиливают дерево, остается пень, — объяснила она охотно, и турок немного подумал, а потом кивнул — понял.
Потом еще подумал и опять спросил:
— Войди, как пень?..
— Это просто шутка. Игра слов.
— Играть так не всегда… можно, — выговорил турок с трудом. — Такой игра бывает опасный. Когда не знать, что игра. Думаешь, что настоящий слова, и она игрушечный.
— Игрушечные слова? — Маня задумчиво отхлебнула кофе, который он ей подал. — Да, это опасно.
Митрофановой не было на месте, но секретарша сказала, что она в издательстве и вот-вот будет, и Маня отправилась к Стрешневу, которого тоже на месте не оказалось.
Вот ведь дела какие!..
На эту рукопись, в кои-то веки написанную до срока, столько сил пошло, раздумий, эмоций, сожалений, недовольства собой, гордости собой, радостей, горестей, бессонных ночей, столько кофе выпито, да и валокордину, должно быть, целый литр — а похвастаться некому! Все разбрелись кто куда. Некому сию секунду оценить ее героический подвиг!
Нужно было этому, с его кудрями, ресницами, странными глазами и «интересною бледностию», сказать: «Вы знаете, я роман дописала!» Интересно, что именно он бы ей на это ответил?.. Должно быть, промолчал и пожал плечами. Маня давно обратила внимание, что он почти всегда секунду молчит, прежде чем ответить, и то и дело пожимает плечами.
— Пошел вон! — сердито сказала ему Поливанова. — Не приставай ко мне. Только тебя мне не хватало! И вообще!..
Она сделала круг по стрешневскому кабинету, очень уютному и хорошо обставленному, заглянула в книжный шкаф, достала Дидро — издательство Academia, 1936 год, перевод П. И. Люблинского, — открыла на первой попавшейся странице и прочитала: «Желательно сохранить у молодых девушек привычку краснеть перед мужчинами: этот легкий румянец украшает их, а он может утратиться».
— Мо-ожет, — громко согласилась Маня. — Вполне может утратиться.
И посмотрела название произведения. «О школе для молодых девиц», вот как оно называлось.
Она прикрыла дверцу и изучила свое отражение в стекле, как бы проверяя, утратила она эту самую способность или нет — будучи уже довольно пожилой девицей. В стекле отражалась краснощекая физиономия, довольно жизнерадостная. Никакой «интересной бледности».
— Сдалась она тебе, эта бледность! — фыркнула Поливанова. — Ты бы вот лучше просветителей почитала, пока время есть! Ведь только что думала о том, как бездарно живешь жизнь!
И она махнула зажатым в руке Дидро вместе с его «Школой для молодых девиц». Из книги вдруг выпал какой-то листок, и Маня кинулась его поднимать, совершенно уверенная, что от ее неосторожного обращения старинная книга разваливается прямо на глазах и Стрешнев ей за это всыплет.
Всем в издательстве известно, как он любит книги, трясется над ними и бережет — почти как Анна Иосифовна!..
Листок оказался не страницей из Дидро, а вполне современной бумажкой, сложенной вчетверо. Неизвестно зачем, Маня его развернула и посмотрела.
На нем ничего не было, кроме отпечатанной жирным шрифтом буквы «С».
Маня повертела листок так и эдак. Чепуха какая-то.
— Что ты здесь делаешь?!
Почему-то она испугалась так, что почти уронила томик, но подхватила и прижала его к животу.
— Ой, господи!..
— Что ты здесь ищешь?!
Стрешнев стремительно подошел и почти вырвал у нее из рук книгу.
— Сашка! — сказала Поливанова не очень уверенно. — Как ты меня напугал! Привет.
И улыбнулась, тоже неуверенно и как будто заискивающе. С чего это он так разозлился?..
— Что ты здесь искала?
Он повернулся к ней как-то так, что рослая Поливанова сделала шаг назад.
— Ничего я не искала. Я тебя ждала и просто… смотрела твою библиотеку. У тебя очень интересные книги! Я не знала, что нельзя.
Он взял у нее из пальцев листок, где не было ничего, кроме буквы «С», и быстро разорвал его пополам. А потом еще пополам. Маня смотрела на его руки.
— Саша, что случилось?!
— Ничего.
— Дверь была открыта, я просто зашла, я же всегда к тебе захожу, даже когда тебя нет…
Он все рвал и рвал листок, и Мане вдруг показалось, что он сейчас швырнет клочки ей в лицо.
— Я прошу прощения, — сказал он и засунул обрывки в задний карман брюк. — Просто я не ожидал тебя здесь увидеть. И я не люблю, когда трогают мои книги. Тем более это очень редкое и старое издание.
«…Что-то не то, — стучало в ушах у Поливановой. — Здесь что-то не то. Ты чем-то очень его напугала».
Чем?.. Дидро и «Школой для молодых девиц»? Или этим листочком, на котором была одна-единственная буква? Что такого ты могла увидеть, чего видеть не должна?..
Стрешнев осторожно поставил книгу в шкаф и закрыл дверцу.