так об этом ужасно думать. И потом, когда я думаю о том, что он употреблял наркотики, это тоже ужасно. Сколько у него в жизни было боли и страдания, и потом вот самоубийство. Это так ужасно! И мне кажется, что… мне некуда дальше жить, мне некуда идти.

Майкл: Да… Есть такое ощущение, что вам уже давно надо бы поговорить об этом, да?

Венди: Ну, единственный способ, который помогал мне справляться – это просто блокировать все. Все больше и больше отстраняться от этого. И у меня это получалось, но проблема в том, что я при этом не чувствую связи с ним, не чувствую контакта. Я не хочу его терять вот так. Я чувствую, что это… что я его предаю тем самым, а я не хочу.

Майкл: Да…

Венди: Потому что большую часть времени это был такой… такой любящий сын. И, конечно, я хочу помнить, что я потеряла, в том смысле, что, ну, он умер. Но я не хочу терять все те годы, которые у нас с ним были. И это какой-то тупик.

Майкл: Как это повлияло на вашу жизнь – потерять это ощущение контакта? Как вы это переживаете?

Венди: Для меня это очень сильное ощущение пустоты.

Майкл: Пустоты…

Венди: Ну конечно, у любого родителя есть какие-то виды на будущее ребенка, вы что-то себе представляете, о чем-то мечтаете, хотите, чтобы он вырос, чтобы он был счастлив – ну вот это все. И, конечно, это все тоже исчезло.

Майкл: Да…

Венди: Ну и… Я думаю… Мне кажется, что у нас были такие сложности в отношениях перед тем, как он умер. Я тогда уже потеряла контакт с ним. Если бы не было каких-то предыдущих проблем, если бы он умер в автокатастрофе или как-то еще, это было бы ужасно, но, по крайней мере, до того момента он был бы счастлив. Ну, знаете, я могла бы помнить об этом. Но сейчас я просто чувствую, что все, что я делала, всего этого было недостаточно, как я ни старалась. И из-за того, что он покончил с собой, я чувствую, что абсолютно не справилась, я подвела… не получилось у меня.

Майкл: То есть для вас вот это ощущение провала, ощущение неудачи, что не получилось, – это то, что осталось?

Венди: Ну… ну да, я так думаю. В смысле, я… головой я понимаю, что я сделала все возможное и не могла сделать ничего больше. Я… нашла для него профессиональную помощь. Родитель не может быть своему ребенку психотерапевтом. Поэтому я старалась найти для него специалистов, старалась быть для него хорошим родителем. Но я даже не знаю, с чем мне снова войти с ним в контакт.

Майкл: Да… А что еще сейчас для вас часть этого наследия? Вы сказали – ощущение пустоты, ощущение провала и неудачи…

Венди: Я думаю, еще потеря будущего. Он обычно говорил: «Мы с мамой такие друзья. Я ей доверяю». Он жил отдельно, но мы эмоционально были очень близки. Я надеялась, что когда мы справимся с раком, вот тогда у нас будет какое-то хорошее будущее. Поэтому я на это будущее возлагала такие надежды. Ну… и из-за того, что столько проблем было в прошлом.

Майкл: Да…

Венди: Я… я прямо вот за это держалась. Из-за того что он болел, я столько времени проводила, помогая ему практическими какими-то вещами: возила его к докторам, ухаживала за ним, когда он не мог вставать с постели, отвозила его в больницу, вот это вот все… Понимаете, какая-то нормальная жизнь – она при этом не происходила. И поэтому, наверное, мне трудно о нем думать не с позиции заботы.

Майкл: (записывает) Вам трудно думать не с позиции заботы о нем…

Венди: Я до сих пор хочу о нем позаботиться. И это очень ограничивает меня. Мне кажется, что мои возможности ограничены.

Майкл: Можете ли вы мне помочь понять немножко больше: как то, что ваш сын покончил с собой, связано с вашим ощущением, что вы не справились? Я хочу понять, как вы понимаете его самоубийство и как у вас возникает эта связь.

Венди: Ему пришлось пережить столько страданий! И я чувствую, что я недостаточно сделала, чтобы он мог продолжать жить с той болью, с тем страданием, которое ощущал. Я не думаю, что он попробовал бы снова, если бы мне удалось предотвратить этот акт самоубийства. Поэтому у меня такое ощущение, что я не справилась, упустила, не смогла ему в достаточной степени помочь.

Майкл: (записывает) Помочь ему с его болью. Вот в чем дело, да? И каким-то образом это бросило тень на всю заботу, на весь уход, на всю связь, которая у вас с ним была в течение всех этих лет, да? Как будто бросило на это тень.

Венди: Кажется, что все это бессмысленно.

Майкл: Кажется, что бессмысленно?

Венди: Ну… ну, я имею в виду… я просто чувствую, что это все никуда не привело. Было бессмысленно.

Майкл: Да…

Венди: Он… Понимаете, он… Организм его справлялся с раком. Но ему было так плохо внутри, что он покончил с собой. Ну и собственно… А я… собственно, а я что сделала? К чему это все, что я делала?

Майкл: Я вот думаю: как же ему удалось себя убить? Я не имею в виду – технически. Но как он дошел до этого? Вы понимаете, что я имею в виду? Это же огромное решение. И он его принял в тот год своей жизни, когда у него была ясность, когда он был…

Венди: Ну да, ясность была. Знаете, когда я его нашла, первая мысль у меня была – возможно, он надеялся, что я спасу его. Потому что он знал, что я в этот день приеду. Но потом я разговаривала с его друзьями, и они сказали: «Мы не понимаем. Он в выходные был такой счастливый: ходил, разговаривал с людьми, как будто все у него было хорошо и нормально». И мне от этого стало легче, потому что я поняла, что он на самом деле всерьез решил покончить с собой, и именно поэтому ему было легче, и он ходил и разговаривал с людьми. Так что это не был какой-то импульсивный шаг, от которого он мог бы… от которого, он надеялся, я его спасу.

Майкл: Да…

Венди: Я нашла его утром в четверг. Кто-то заходил к нему во второй половине дня в среду,