В последний вечер перед отъездом Судхи Рахул удивил всех, согласившись поехать с родителями в ресторан отпраздновать ее переезд в Англию. Родители были в хорошем настроении, вспоминали о жизни в Лондоне, шутили, вместе называли станции, которые они проезжали в подземке до Пикадилли. Рахул тоже разошелся, обнял сестру за плечи, рассказывая ей обо всех мемориальных квартирах писателей и о могилах и кладбищах, которые она должна посетить в Лондоне. Он говорил так напористо, так яростно внушал ей, что прямо из аэропорта она должна поехать на могилу Маркса, как будто он сам провел на этой могиле много часов. Тогда Судха впервые задумалась: а не ревнует ли ее брат к тем годам, что они с родителями провели в Лондоне без него, когда его еще не было и в проекте? За ужином Рахул заказал себе безалкогольный коктейль «Сингапурский слинг» и тянул его весь вечер. Впрочем, когда пришло время возвращаться домой, он вскочил со стула и, заявив, что его ждут друзья, умчался на машине в неизвестном направлении.

А Судха отправилась с родителями домой. Она расположилась в гостиной и смотрела «Зачарованных» по кабельному каналу, когда зазвонил телефон. Звонил Рахул из полицейского участка. Его остановили на тихой улочке недалеко от Милл-Понд за то, что он заехал на встречную полосу. Тест показал наличие в крови достаточно высокого уровня алкоголя — не чрезмерно высокого, конечно, но, поскольку Рахулу еще не исполнилось двадцати одного года, достаточного для ареста. Брат попросил Судху забрать его из полицейского участка и заодно привезти триста долларов наличными. Хотя Рахул умолял Судху ничего не говорить родителям, было уже за полночь, денег у нее с собой не было, а ключи от родительской машины находились в отцовских брюках, так что ей ничего не оставалось, как разбудить отца, чтобы вместе отправиться вызволять Рахула. Отец молча вел машину, его лицо было каким-то серым и помятым со сна, казалось, он не мог вспомнить улицы города, в котором жил почти двадцать лет. Они остановились у банкомата, и отец снял деньги.

— Ты уж сходи туда сама, ладно? — тихо попросил он Судху. — Я подожду в машине.

Его голос слегка дрогнул, как несколько лет назад, когда он позвонил Судхе, чтобы сказать, что умер ее дед. И она отправилась в полицейский участок одна, решив не подвергать отца жестокому унижению: видеть, как его сына, словно обычного преступника, выводят из камеры в наручниках. Рахул к тому времени совершенно протрезвел, кончики пальцев его были испачканы черной краской. Задержание произошло в ночь на воскресенье, так что дознание было назначено на следующее утро.

— Ты ведь поедешь со мной в суд, сестричка, ты не бросишь меня? — спросил Рахул, когда они вместе шли к машине, и она только кивнула головой: Рахул был и так до смерти напуган и пристыжен.

— Что за глупости творит эта полиция! — заявила мать за завтраком, пока Рахул отсыпался после бессонной ночи. — Он же не сбил никого, не сделал ничего дурного. И ехал он со скоростью сорок миль в час, не больше. Они вцепились в него просто потому, что у него индийская внешность. — Но отец не произнес ни слова. Он продолжал прихлебывать чай и не отрывал взгляда от «Сандей глоуб». Он ничего не сказал и сыну на пути домой из полицейского участка.

— Не в этом дело, — осторожно начала Судха, размазывая холодное масло по поверхности тоста.

— Что ты сказала, дорогая? — встревоженно повернулась к ней мать.

Отец не отложил газету, но по его застывшей позе Судха поняла, что он ее внимательно слушает. То, что Судха собиралась сейчас сказать, не могло стать для родителей полной неожиданностью, они же не были слепыми, однако, как любые нормальные люди, они пытались закрыть глаза на то, что им не нравилось. Точно ребенок, который знает, что его вот-вот отшлепают, и все же надеется, что на этот раз пронесет, подумала Судха. Что же, сейчас ей все-таки придется нанести удар.

— Мне кажется, у Рахула проблемы с выпивкой, — сказала она.

— Судха, дорогая моя, ты же знаешь, что это неправда, — возразила мать. После паузы она добавила: — А разве в американских колледжах не принято напиваться? — Она говорила так, как будто пьянство было чем-то вроде студенческого хобби, очередного этапа развития, который заканчивался с получением диплома.

— Но не так.

— А ты сама разве не выпивала в колледже?

— Не так, ма, — повторила Судха. Она хотела добавить: «Меня не забирали в полицию», — но промолчала.

— Это — общая проблема этой страны, — заявила мать. — Все эти ваши бесконечные «свободы», никакого самоконтроля, слишком много искушений. Как будто вся ваша жизнь должна быть сплошным удовольствием. Когда мы с отцом были молоды, мы смотрели на жизнь совершенно по-другому.

Судха взглянула на мать с сожалением. Конечно, удобнее обвинить во всем Америку, чтобы хоть как-то выгородить сына. Ей показалось, что отец понял, что именно она хотела сказать, но он не стал вмешиваться в их разговор, как не стал допрашивать Рахула, когда тот наконец-то сошел вниз. Рахул был свежевымыт и полон раскаяния, он прямо обещал родителям, что такое не повторится никогда в жизни. У него просто была небольшая депрессия, только и всего, но после этой встряски он пришел в себя. Депрессия? Судха увидела, что родители переглянулись. Они никогда не могли понять, как страдали их дети от своей непохожести на одноклассников: от темного цвета кожи и оттого, что мать иногда на обед готовила им бутерброды с картофельным карри, из-за которого хлеб становился отвратительного желто-зеленого цвета. Слышала бы она, какие названия для него придумывали одноклассники! Но нет, родители и представить себе не могли, что их дети тоже способны испытывать страдания. «У вас же все есть!» — такой рефрен повторялся с самого детства. «Депрессия»? Да родители и слова такого не знали, для них это было какой-то новой, удивительной американской болезнью. По их мнению, они обеспечили своим детям идеальную жизнь, оставили позади все невзгоды и лишения, как будто прививки, что Судхе и Рахулу делали в детской поликлинике, могли гарантировать им счастливое будущее.

Судха была чрезвычайно взволнована предстоящей поездкой в Лондон, в страну своего рождения. Она заранее подала документы на британский паспорт, который ее родители не удосужились раньше получить, и была тронута, когда в аэропорту Хитроу офицер эмиграционной службы торжественно поздравил ее с прибытием на родную землю. Родители тоже отправились с ней и пробыли в Лондоне десять дней, помогли ей устроиться в комнате рядом с Тоттенхем-Корт-роуд, предоставленной университетом. Они бесконечное количество раз напомнили ей о том, что в Лондоне при переходе улицы вначале надо смотреть направо, а не налево, и накупили теплых мягких кофт в любимом магазине матери «Маркс и Спенсер». Всей семьей они съездили в район Бэлем посмотреть дом, в котором родители жили, когда родилась Судха. Узнав, что их старый хозяин — мистер Пол — больше там не живет, они отправились навестить его в Шеффилд, городок в трех часах езды к югу от Лондона, куда он переехал со своей семьей. О Рахуле родители не упоминали, и, только когда друзья спрашивали напрямую, как у него дела, начинали рассказывать об успехах сына: о престижном вузе, о его модной будущей профессии. Возможно, родители надеялись, что, если они не будут говорить о проблемах сына, те испарятся сами собой?