Аналогичный «эксперимент» в то же лето Островский провел на посту КПС в Глем-боке. «Там, по приказу начальства, тоже приготовил для лица в возрасте от 30 до 35 лет, со следами побоев, колбасный яд в бутерброде с ливерным паштетом», — показал он. При этом Островский подчеркнул: «В тот момент, когда его кормили токсином, меня не было рядом, но способ подачи ему ботулотоксина был со мной согласован. Потом я увидел его дважды: через 12 ч и через 24 ч. Я видел признаки отравления: расширение зрачков, нарушение зрения, головокружение, сухость в горле. Но смерть не наступила, дальнейшая судьба этого человека мне не известна. После возвращения в Варшаву, я подал рапорт капитану Хаскому, который был недоволен ходом опыта. Колбасный яд оказался отравой, которая смогла причинять огромные страдания, но была мало эффективна».

В работе «двойки» появились первые успехи. Доктор Генбарска-Межвиньская разработала метод хранения культур микробов при помощи лиофильного высушивания. Столь же новаторским достижением оказалось получение ботулинического токсина в виде порошка. Удалось также масштабировать способ размножения бактерий, вызывающих брюшной тиф.

Подозрение о том, что соседи Польши разрабатывают новые виды оружия массового поражения, привело к тому, что II Отдел Главного штаба решил увеличить финансирование научных исследований. В 1935 г. в Варшаве было организовано Отдельное техническое управление (Samodzielny Referat Techniczny, SRT). Его первым начальником стал капитан Игнаций Харский, уже зарекомендовавший себя положительно убийствами русских людей с помощью ботулинического токсина. На оснащение этого тайного исследовательского центра выдали немалую для тех времен сумму — около полумиллиона крон. В 1937 г. в управлении работало семь офицеров и около шестидесяти научных и технических специалистов. Параллельно велись исследования в области боевых ОВ и других токсических веществ. В составленном прокуратурой СССР обвинительном акте можно прочитать, что там работали над: «Увеличением вирулентности болезнетворных бактерий группы сальмонелла, в том числе: тифа, паратифа А, пара-В, пара-С, Гертнера, группы дизентерии, таких как Shiga-Kruze, Fletnera, Stronga и разработкой методов заражения этими бактериями людей, животных, пищи и воды». Сам Гольба объяснял попытки увеличения вирулентности бактерий необходимостью оценки их возможного поражающего действия и разработки способов защиты.

В то время Гольбе пришла в голову мысль новаторского эксперимента. По просьбе Гольбы руководитель механических мастерских SRT Ян Кобус установил на автомобиле компрессор с распылителем. С его помощью распылили безопасные для людей бактерии в нескольких точках Варшавы, в том числе и в железнодорожном туннеле под Варшавой. Замысел этого незамысловатого эксперимента Гольба «позаимствовал» из вранья британского журналиста Стида (см. «Мистификация Стида»). Он расставил на площади Любельской Унии в Варшаве своих людей с чашками Петри, сам же, ведя автомобиль вокруг площади, распылял бактерий при помощи аппаратуры, встроенной в автомобиль Кобусом. «Целью этих опытов было установление количества бактерий в воздухе и на чашках, с целью определения, сколько времени будет заражен воздух в данном месте», — отмечено в следственном протоколе.

Польская разведка сотрудничала с японской разведкой с 1925 г. Обе службы обменивались информацией о СССР, включая данные по БО. Новаторские идеи Гольбы вызвали живой интерес японцев. В 1936 г. на территории «двойки» в Варшаве состоялась тайная конференция, на которую прибыла японская делегация научных работников из Главной базы Управления по водоснабжению и профилактике частей Квантунской армии в Харбине[11]. Во время встречи Гольба прочитал доклад о возможности заражения людей во время военных действий возбудителями брюшного тифа, сыпного тифа, дизентерии, сибирской язвы и сапа. У объединенных общим русским врагом «товарищей по оружию» не было никаких проблем с пониманием друг друга, потому что на совещании все бегло говорили… по-русски.

Гольба находился под нарастающим давлением военного руководства Польши, требующего создания чудесного оружия. Чтобы ускорить исследования, он предложил построить в Брестской крепости более крупную лабораторию, оснащенную герметичной камерой, в которой можно было бы вести аэробиологические эксперименты на животных. Пожелание его исполнилось, и в 1937 г. в Бресткой крепости было построено «помещение с каменными стенами, внутри окрашенное масляной краской, площадью приблизительно 9 кв. м». Дверь была усилена железом. В одной из стен находилось окошко и отверстие для установки распыляющего прибора.

После первых успешных экспериментов на животных начальник «двойки» полковник Тадеуш Пелчиньский потребовал проведения исследований также на людях. Между польской и японской разведками постоянно шел обмен информацией. Наверное, полковник Пелчиньский решил, что Польша не может позволить себе отстать в этой гонке от союзника. Важной уликой, указывающей на то, что в Бресте на самом деле проводили эксперименты на людях, является письмо, которое в мае 1955 г. доктор Гольба послал Генеральному прокурору ПНР.

«Я действительно проводил на опытной станции в Бресте на Буге опыты с болезнетворными микробами над индивидуумами. Это факт, которого я не отрицаю», — писал Гольба. Потом объяснял: «Задача на выполнение этих исследований давалась мне моими начальниками в виде военного приказа. Перед совершением опытов мои начальники утверждали, что лица, над которыми данные опыты будут проводиться, приговорены к смертной казни, и их дела апелляции не подлежат». Далее он объяснял, что был убежден, что так может наилучшим образом служить родине, которой угрожают внешние враги. По протоколам, составленным «сталинскими следователями»[12], семь неопознанных лиц, ставших подопытными в экспериментах, доставлял в Брест начальник III секции «двойки» подполковник Юзеф Скшидлевский.

После смерти заключенного тело растворяли в специальной керамической ванне, наполненной смесью соляной кислоты с добавками сероуглерода и концентрированной азотной кислоты. Краевский приводит еще один фрагмент записи допроса[13]: