душа-человек, сразу поставил себя так, что стало понятно – свой. Слово за слово, выяснилось, что и он хлебнул полной ложкой нужды, безотцовщины, ногами прошел пол-Союза. Правда, вспоминал он об этом в самых теплых тонах, да так аппетитно, что под влиянием его речей даже трезвомыслящий Пельмень засомневался, так ли плохо они живут-поживают.

– Оно ж, может, и брюхо подводит, зато кто из этих домашних и сытых, ну, скажем, комарье кормил в Карелии, северное сияние видал, мозоли в Байкале отмачивал… А уж какие раки на левом берегу Дона!

Так у него здорово получалось, что так и хотелось прямо сейчас встать и бодро валить куда глаза глядят, хоть голым, хоть босым. Кстати, о босоте. Подаренные сапоги Пельмень нашел и, без труда изобразив радость и удивление, немедленно присвоил. Яшка лишь языком поцыкал.

– Не журись, – посоветовал Сашок, – шефу поплачься, он мужик мягкий.

И вправду, стоило поплакаться при случае профессору, тот вроде бы и мимо ушей пропустил, но при следующем визите приволок первостатейные кирзачи, да еще не впритык, а чуть на вырост.

Сашок, который и вправду оказался мореманом и изрядным казначеем, до тонкостей разбирался в снабжении. Из денег, оставляемых Князевым, он выделял сущие крохи, на которые еле-еле удавалось купить то, что он же сам и говорил. Потом отправлял пацанов или ловить рыбу, или собирать гусиный лук, а то и крапиву, а на выходе получалась роскошная трапеза, «как в лучших домах» – по выражению Васи.

Смущал разве что Гога. Он был гораздо старше, угрюмее других и держался особняком, начальственно. С ним в основном профессор вел беседы, давал указания и спрашивал тоже с него, а тот, когда ему выговаривали, упирал в землю волчьи глаза и молча кивал. Когда Князев уезжал, Гога был за командира.

Удалось вполне законным образом обосноваться в своем убежище на собственных матрасах. То, что до их подвала никто, за исключением давешнего чудища, не добрался, пацаны убедились тотчас же, по прибытии.

Пока старшие отлучались искупаться, Яшка встал на стреме, а Пельмень влез внутрь. Выяснилось, что пожитки не тронуты. Пельмень уже задумывался о том, чтобы эвакуировать драгоценные матрацы, но Анчутка начал кряхтеть, обозначая шухер, пришлось самому по-быстрому вылезать. Поскольку палаток было две – в одной обитали Васька с Сашком, во второй, по-царски, Гога, пацаны ближе к вечеру изобразили нежданную радость – обнаружение уютного ночлега. Ко всеобщему, кстати, удовлетворению.

К лазу идти они не рисковали, да и времени свободного скоро не стало: под руководством Князева выкашивали траву, размечали землю колышками, от которых профессор, ориентируясь по какой-то странной штуке вроде компаса, указывал, куда втыкать следующие колышки и растягивать бечевки. В общем, нарезали местность как пирог.

Около фундамента ничего подобного не делали.

Профессор распорядился выдать на двоих одну лопату, а на вопрос: «Почему?» – пояснил:

– Копает все равно один, другой перетирает землю.

– А ежели не найдем ничего? – поинтересовался Яшка.

– Тогда перейдете на следующий квадрат. Вот вам план, что найдете – начертите, – и торжественно вручил им сине-красный командирский карандаш, – занимайтесь.

Как-то выдался настоящий парун, уже с утра, и профессора не было, хотя обещался, и после утреннего неспешного изображения трудов никто из старших не торопился приниматься за них снова. Валялись кверху животами, покуривали, Сашок наигрывал на гитаре. Наконец Васька кинул давно ожидаемую идею:

– Ну что? Сгоняем?

– А то, – позволил Гога.

– Зачем гонять? – мечтательно глядя в небеса, вопросил Сашок. – Если можно послать бойцов.

– Точно! – одобрил Васька и свистнул Андрюху с Яшкой.

– Так, пацанята. Где самогон продается, знаете?

– Кто же не знает, – хмыкнул Пельмень, – каждая курица знает.

– Ну раз каждая, тогда вот вам гроши и еще…

– Она нам не продаст, – подал голос Яшка, – знает, что мы не употребляем, а чужим не отпустит. Боится.

Васька вдруг встал в позу и продекламировал:

– Радуйся, Саша! Теперь водка наша!

– Как же, знаю, Коля, я: теперь монополия, – хмыкнув, отозвался Сашок.

– Эхма, жизнь! – вздохнул Гога с необычной для него живостью. – Даже бабку, что одним копытом в могиле, и ту запугали.

– Ну тогда держите еще тридцатку, возьмете пол-литру в лабазе и…

– Нам не продадут, дядь Вась, – заметил Пельмень, – там сейчас тетка знакомая за прилавком.

– Ну ни на что вы не годитесь, – горестно заметил Васька, – придется самому плестись. А вы тогда шуруйте отсюда, никчемы. В кино, что ли, сходите.

– Работать не будем сегодня? – уточнил Яшка.

– «Работать не будем», – передразнил Василий. – Ты руля видишь тут? Ну, профессора. Нету! Что делать – непонятно, стало быть, выходной. Валите и не отсвечивайте. Ближе к вечеру вернетесь.

– Ну ладно, – неуверенно протянул Пельмень, – тогда мы пошли.

Васек царственно махнул рукой:

– Идите, идите, молодые люди. Посетите кино, музэи, буфэты…

Обменявшись многозначительными взглядами, ребята отправились в путь. Если поторопиться, можно успеть на удобную электричку, а там недалеко и до вокзала с его самыми заманчивыми перспективами – лопатниками, забытыми чемоданами и прочим.

Дождавшись, пока молодежь скрылась из виду, Гога, зыркнув на Васю волчьим глазом, спросил напрямик:

– Ты чего задумал?

Васька, который без посторонних зрителей перестал зубоскалить и строить из себя рубаху-парня, пояснил:

– Жорик, они тут неспроста.

– С чего ты взял?

– Видел, как быстро они как бы нашли подвал?

– Н-да.

– Да и уверенно они себя тут ощущают. Предлагаю организовать культурный шмон.

– Ну а что Князь скажет? – меланхолично спросил Сашок.

– Нам все равно, – вежливо ответил Васек.

36

Рабочий день близился к концу, выдался перерыв, решили перекусить.

– Мне эта баба уже поперек горла стоит, – поведал Остапчук, ожесточенно гоняя ложкой в кружке, – многовато воли себе забрала, а Николаич ей потакает. Что на свете происходит?

– Саныч, ну сам же виноват, – деликатно попрекнул Акимов, цедя чай сквозь кусок рафинада.

– Чем это? – возмутился товарищ. – Я тут что, рыбка золотая на посылках? Какого лешего я еще должен бегать по ее поручениям?

Сергей промолчал. История с Натальей – паскудная, недостойная – выбила всех из колеи. Притащить невменяемую тетку, промариновать в коридоре несколько часов, подсунуть бумагу для чистосердечного, запереть в клетку – по всем статьям они выходили виноватыми, а Катька – молодец. Хотя изначально во всем была виновата именно она и никто другой: зачем посылать старшего товарища обеспечить привод по закрытому делу? Если так уж охота, иди сама.

«Хотя стоп, она же не приказывала, а попросила. И вполне Саныч мог отказаться…»

– Все от доброты от этой, – как бы прочитав его мысли, провозгласил Остапчук, – послал бы я ее куда подальше, ничего бы не случилось.

– Так ничего и не