Никогда бы не подумала, что мечта всех девушек, начитанный и довольно неглупый парень превратиться в деревенского забулдыгу-пьяницу. Сейчас, я даже была благодарна за то, что он так со мной тогда поступил, отводя от меня судьбу Юльки.

Посидев немного на улице, пошла в дом. Ещё днём я нашла свой старый фотоальбом, который так бережено хранила мама, замотав в мягкую пеленку.

Свет включать не хотелось, поэтому я нашла старую свечу, которую с успехом зажгла, поставив на стол. Налив крепкий сладкий чай, начала свое путешествие в беззаботные детские года.

Напомнив себе о том, как я любила эту деревню, этот дом и своих родителей, аккуратно убрала фотоальбом в чемодан.

Нужно было думать, что делать дальше, но мне это совершенно не хотелось. Наматывать сопли на кулак было намного проще, чем взять себя в руки и идти дальше.

Ну подумаешь, на одного дурака в моей жизни больше. Но он не был «один из», такой как он был «единственный».

Несмотря на ужасную боль, причиненную Антоном, я безумно любила его. Смогла бы простить ему измену и ложь? Скорее всего нет. Точнее да, но потом при любом удобном случае я бы припоминала ему этот проступок и ждала новых измен.

Такая семейная жизнь — ад на земле. Поэтому проще было переболеть, перерасти эту обиду, разочарование.

Выйдя на улицу, подышать перед сном свежим воздухом, увидела звездопад. Поймав взглядом одинокую падающую звезду, зажала пальчики и загадала заветное желание, всеми фибрами души, надеясь на его исполнение.

Прошло около недели моего нахождения в родной деревне.

Стало легче дышать, жить. Буквально вчера перестали мучать кошмары по ночам, а перед сном не появлялась зацикленная картинка поцелуя Львинского.

Жизнь постепенно налаживалась. Заработанных у Антона денег хватило, чтобы заказать работы по перекройке крыши и смену окон.

Мне стала нравиться деревенская жизнь. Соседка баба Люся сказала, что на местный завод требуется пищевой технолог, поэтому сегодня утром я собрала все свои документы и приготовилась идти устраиваться.

Дойдя до калитки, увидела знакомую машину Полянского. Сердце пропустило удар. Женя. Ну я же просила не говорить, где я.

Водительская дверь открылась и из неё вышел улыбающийся Леша.

— Неужели я нашёл нашу лягушку путешественницу? — он внимательно смотрел на меня. — Не нагулялась ещё?

— Что ты здесь делаешь? — замешкавшись, спросила я.

— Приехал забирать тебя. — он закрыл дверь и подошёл ко мне.

— Меня не нужно забирать. — упёрто ответила я, сделав шаг назад. — Мне здесь очень нравится.

— Конечно, очень. — Лёша осмотрел мой дом. — Экстремалка значит.

— Что? — моему возмущению не было предела. — На что ты намекаешь, Полянский?

— Я не намекаю Голубева, а прямым текстом говорю, что это не дом — это сарай.

— Что-о-о? — уже более озлоблено произнесла я. — Приперся ко мне, дом мой оскорбляет, забрать хочет. Не слишком много на себя берёшь?

На место привычной пустой боли приходила давно забытая злость и колкость. Мне хотелось как можно острее ответить зазнавшемуся городскому хаму, пусть и являющемуся профессором лучшего вуза.

— Дорогая моя, я всегда беру на себя столько, сколько смогу потянуть. — нагло усмехнулся Полянский, засунув руки в карманы джинс. — А ты, видимо, не рассчитала свои силы.

— О чем ты? — я не понимающе смотрела на него.

— Не важно. — он улыбнулся, облокотившись на забор, который чуть не упал. — Ты думаешь ехать в Москву или как?

— Какая Москва, Леш? — я горько усмехнулась, совершенно забыв про предложение Полянского об учебе.

— Пушкинская. Красивая такая. — он мечтательно ухмыльнулся. — Я вообще-то ради тебя старался, место выбивал, на учебу пристраивал. А ты? Что сделала ты?

— Я… — а я совершенно забыла о его помощи.

— А ты ничего не сказав, сбежала. Могла бы сообщение черкануть, чтобы я тебя с собаками не искал.

— Мне нужно было придти в себя. — замявшись ответила я, теребя ручку сумочки.

— Пришла? — он вопросительно смотрел меня из-под своих очков.

— Нет. Не пришла. — выпалила я. — Я не ваш Львинский.

— Причём тут он? — тяжело вздохнув, спросил Лёша. — Перед тобой сейчас я. А ты мне о нем говоришь.

— Прости.

— Прощаю. — гордо заявил он. — А теперь собирай свои вещи, у нас через 5 часов самолёт. А нам ещё 150 км в дороге пыхтеть.

— Какой самолёт, Леш! — я изобразила неудовольствие. — Я никуда не полечу.

— Полетишь.

— Не полечу.

— А я сказал полетишь! — он подошёл ко мне, взяв за руку. — И, или ты сейчас берешь свои вещи и кладёшь их в мою машину, или я закидываю тебя на свое плечо и увожу насильно.

— Ты не поднимешь меня. — усмехнулась я.

— Обидно, Голубева. — он вздохнул, пожав плечами. — Я вообще-то в зале минимум сотку поднимаю.

Я смотрела на него, совершенно не зная, что делать.

— Считаю до трёх, а потом закидываю в машину. Раз… — я продолжила стоять. — Два… — Полянский уже принял боевую позицию. — Два с половиной…

— Да хорошо, хорошо! — крикнула я, развернувшись к дому. — Минут пять подожди.

Сборы мои были такими же быстрыми, как и из квартиры Львинского. Возможно, я совершала глупую ошибку, но тухнуть в собственной беспомощности мне больше не хотелось.

— Почему ты летишь со мной? — спросила я, когда мы выехали на трассу.

— Кто же, кроме меня, поддержит тебя в такой трудный период, да ещё и в чужом городе. — он внимательно смотрел на дорогу. — Тем более, мне там перспективную работу предложили. Поживём там три месяца, а потом, возможно, навсегда переберёмся.

С одной стороны, меня смущала такая забота Полянского, но с другой… Он был единственным, за исключением Жени, который был готов бросить все ради меня и улететь в другой город.

Львинский даже извиниться не смог. Мысль о нем расковыряла подсохшую рану, но я быстро взяла себя в руки, заставляя думать о светлом будущем. Впереди меня ждала Москва и новая, интересная жизнь.

Алекс должен был привезти Нику в аэропорт уже через час. Внутри меня все содрогалось от одной мысли, что она скоро будет рядом. Я чувствовал себя несмышлёным семиклассником, который первый раз пригласил понравившуюся девочку на свидание.

Вероятность того, что она меня не простит, была близка к 99 процентам. Но несмотря на это, я готов был рискнуть.

Несколько дней назад

Без неё в своей квартире стало чертовски невыносимо. Каждая комната, каждое место напоминало о ней, больно царапая душу. Поэтому, собрав все необходимые вещи, временно съехал в собственный отель.