— Да, да, я успокоюсь, потому что, моя дорогая — моя нежно любимая Карин, ты ошибаешься.Мой брат скажет тебе, Герхард Крёгер скажет тебе, что я — Александр Лесситер, былАлександром Лесситером!

— Герхард Крёгер? -удивленно спросила де Фрис. — Кто такой Герхард Крёгер?

— Проклятый наци... но превосходный врач.

— Через пятнадцать — двадцать минут мы будем в гостинице, где нас ждет Дру... Давай, друг мой, поговорим о прежних временах в Амстердаме. Помнишь тот вечер, когда Фредди пришел домой навеселе и заставил нас играть в вашу американскую игру, которая называется «Монополия»?

— Господи, помню. Он бросил на стол пригоршню бриллиантов и сказал, что будем играть на них, а не на какие-то бумажки.

— А тот раз, когда мы пили с тобой вино и слушали Моцарта почти до рассвета?

— Помню ли? — со смехом воскликнул Лэтем, отхлебывая бренди. Но его глаза, темные и мрачные, не смеялись. — Фредди вышел из спальни и заявил, что предпочитает Элвиса Пресли, а мы забросали его подушками.

Остаток пути они обменивались безобидными шутками, пока де Фрис не свернула на усыпанную гравием стоянку у захудалой и уединенной сельской гостиницы. Расположенная неподалеку от города, она была окружена запущенными полями и имела малопривлекательный вид. Братья встретились очень тепло, — так же, как и Гарри с Карин. Особенно нежен был младший. В Гарри же, несмотря на радостное возбуждение, ощущался внутренний холод. Это было неожиданным и непонятным.

— Послушай, Гарри, как тебе это удалось? — спросил Дру, когда все трое уселись в кабинке ресторана. — У меня не брат, а легенда!

— Просто Александр Лесситер сумел стать фигурой. Только так и можно было этого достичь.

— Ну, ты, конечно, справился... по крайней мере, с главным: пробрался туда.

— Ты имеешь в виду то, о чем тебе рассказала Карин?

— Ну да...

— Это ложь.Чистые выдумки!

— Гарри, я же сказала, что, может быть, ошиблась.

— Ты и ошиблась.

—Ладно, Гарри, ладно. — Дру поднял обе руки. — Она ошиблась, но такое случается.

— Подставные источники, неподтвержденные сведения, фальшивка.

— Мы на твоей стороне, ты же знаешь. — Дру тревожно и вопросительно посмотрел на де Фрис.

— Александр Лесситер действительносуществовал, — с нажимом произнес Гарри. Поморщившись, он поднес левую руку к виску и начал растирать его. — Спроси Герхарда Крёгера, онтебе скажет.

— Кто это?

— Не важно, — вмешалась Карин, качая головой, — он прекрасный врач, ваш брат мне об этом рассказал.

— А может, расскажешь и мне? Брат? Кто этот Крёгер?

— Ты действительно хочешь знать?

— Это секрет, Гарри?

— Тебе может рассказать Лесситер, едва ли это следует делать мне.

— Ради Бога, что ты, черт побери, несешь? Ты же и есть Лесситер, Гарри Лэтем -это Лесситер. Перестань молоть чепуху, Гарри.

— Мне больно, о Боже, как мне больно. Что-то происходит со мной.

— В чем дело, Гарри, дорогой?

— "Гарри, дорогой"? Ты понимаешь, как много это для меня значит? Ты понимаешь, как сильно, как нежно я люблютебя, Карин?

— И я люблю тебя, Гарри, — сказала де Фрис. Лэтем-старший, рыдая, упал ей на грудь. — Ты это знаешь.

— Я так сильно люблю тебя, таклюблю! — истерически бормотал Гарри, а Карин утешала и обнимала его как ребенка. — Но мне так больно...

—О Господи, — прошептал Дру, глядя на странную сцену.

— Надо отвезти его к доктору, — шепотом сказала де Фрис. — Это началось у него в машине.

— Вы абсолютно правы, — согласился Дру. — К психиатру. Он слишком долго жил под чужим именем. Боже мой!

— Позвоните в посольство, вызовите «Скорую помощь». Я останусь с ним.

Лэтем-младший вышел из-за перегородки как раз в тот момент, когда два вооруженных человека в масках ворвались-с улицы в зал. Объект покушения не вызывал сомнений.

— Ложитесь! — крикнул Дру, выхватив пистолет и открыв огонь, прежде чем убийцы успели сориентироваться в тусклом свете ресторана.

Он уложил первого, но второй, выпуская одну за другой автоматные очереди, ринулся вперед. Дру нырнул за стойку бара, но тут же выпрямился и, не отнимая пальца от спускового крючка, начал стрелять. Второй убийца упал, а посетители, сидевшие в разных концах зала, в панике выбежали из ресторана. Лэтем выскочил из-за укрытия. Карин де Фрис лежала на полу, сжимая локоть Гарри. Она была жива, правую руку заливала кровь, но она была жива! Но Гарри Лэтем был мертв: пуля размозжила ему голову. Дру с искаженным от страха лицом в ужасе закрыл глаза. Открыв их, он заставил себя осмотреть карманы убитого брата, вытащил его бумажник и все, что нужно для опознания. Зачем?Он сам не понимал этого, но знал, что должен это сделать!

Он вытащил рыдающую Карин из-под перегородки, обернул ее руку салфеткой и увел подальше от страшного места. Позвав обслугу, спрятавшуюся на кухне, он попросил позвонить в полицию. Он разберется со всем позднее. Сейчас не время оплакивать любимого брата. Надо отвезти Карин к врачу, а затем вновь заняться делом. Братство должно быть уничтожено во что бы то ни стало,даже если на это уйдет вся его жизнь. Ради этого он готов пожертвовать и самой жизнью. В этом Дру поклялся сейчас себе и всем богам.

* * *

— Вы не можетеидти в свой кабинет, неужели не понятно? — сказала Карин, сидя в приемной посольского врача, числящегося в списках службы безопасности. — Об этом станет известно, и считайте себя покойником!

— Значит, мой кабинет придется переместить туда, где буду я, — тихо и настойчиво возразил Дру. — Мне нужны все средства, которыми мы располагаем, где бы они ни находились,меньшее меня не устроит. Ключ ко всему — человек по имени Крёгер, Герхард Крёгер, и я найду этого сукина сына, должен найти! Ктоон? Гдеон?

— Он — врач, это мы знаем, и, должно быть, немец. — Медленно опуская и поднимая руку, как просил доктор, де Фрис пристально смотрела на Дру. — Ради Бога, Дру, перестаньте.

— Что? — резко спросил Лэтем, отводя взгляд от ее раненой руки.

— Вы пытаетесь делать вид, что ничего не случилось, но это бессмысленно. Вы оплакиваете Гарри еще больше, чем я, но скрываете это, что губительно для вас. Перестаньте притворяться спокойным и поглощенным только делом. Таким был Гарри, вы — другой.

— Когда я увидел, что они с ним сделали, я поклялся себе оплакать его потом. Отложено, и точка.

— Понимаю.

— Неужели?

— Думаю, что да. Такую ярость невозможно сдержать. Вы жаждете мести, и это сильнее всего остального.