— Нет, я снова выиграю.

— Рада, что ты улыбаешься.

Она кивнула.

— Эвелин не понравилось бы, если бы я по-прежнему хандрила. Так и слышу ее голос: «Бога ради, вылезай из постели, одевайся и прекрати себя жалеть!»

— Ага, это на нее похоже.

Би сняла очки для чтения и открыла ящик журнального столика.

— Да, пока не забыла. Смотри, что у меня для тебя есть. От Эвелин.

— Как это? Она передала тебе что-то для меня?

Би покачала головой.

— Сегодня утром я заходила к ней домой. Ее родственники разбирают вещи и нашли вот это.

Тетя вручила мне плотный коричневый конверт размером пять на семь сантиметров. Заклеенный скотчем и адресованный на мое имя. Я озадаченно посмотрела на Би.

— Что там?

— Не знаю, детка. Может, распечатаешь? — пожала плечами Би.

Она вышла в коридор и, закрыв за собой дверь, удалилась в свою комнату.

В конверте лежала фотография. Черно-белое изображение, почти одинаковое с тем, что висело в доме моего детства, — Би в окружении друзей на пляжном одеяле. Только этот снимок явно сделали через несколько секунд после того, такого знакомого. Женщина, которая сидела рядом с Би и шептала ей что-то на ухо, теперь глядела прямо в камеру. Можно было во всех подробностях рассмотреть ее лицо, улыбку, красивые пронзительные глаза. Я сразу поняла, что это та самая женщина с портретов в домах Генри и Эвелин. К фотографии прилагалась прикрепленная скрепкой записка:

«Дорогая Эмили,

я подумала, что ты обрадуешься фотографии Эстер.

С любовью,

Эвелин».

Я глубоко вздохнула и зажмурилась, потом пошла к себе. Так и знала, что это она! Я хотела было положить конверт, но вдруг поняла: там еще что-то есть. Залезла внутрь и обнаружила тоненькую цепочку с золотой морской звездой. Кулон Эстер! Я вытащила его, и у меня меня екнуло сердце.

«После того дня никто из нас не упоминал о гадалке — ни я, ни Роуз, ни тем более Фрэнсис. Но я вняла совету и записала свою историю от слова до слова.

На некоторое время все как будто наладилось. Бобби выздоравливал, у меня притупилось чувство вины, и если я была не в силах разлюбить Эллиота, то по крайней мере могла заставить себя о нем не думать. Похоже, Фрэнсис тоже старалась его забыть. Она даже предложила мне пожить у нее, если вдруг я решусь уйти от Бобби, но я отказалась. Жизнь вошла в привычную колею, — до той ночи, когда все изменилось.

Бобби не предупредил, что ждет отца О’Рейли, и когда я открыла дверь, у меня вспотели ладони. Во время нашей последней беседы он выслушал мою исповедь и велел рассказать мужу об измене, но у меня не хватило решимости.

— Здравствуйте, миссис Литлтон, — сухо поздоровался священник. — Я пришел к вашему мужу.

Хотя больше всего на свете мне хотелось сказать, чтобы он убирался прочь, пришлось впустить его в дом. Я дрожала от страха при мысли, что он может наговорить Бобби, когда окажется с ним наедине.

— Отец О’Рейли! — воскликнул Бобби с дивана. — Очень рад!

Бобби объяснил, что священник пообещал молиться за него и благословить на скорое выздоровление.

— Да, вы так добры! — сказала я с натянутой улыбкой.

— Эстер, если не возражаешь, я хотел бы побеседовать с Бобби с глазу на глаз.

Кивнув, я неохотно ушла в спальню. Через несколько минут хлопнула входная дверь, раздался шум автомобильного мотора. Я собралась с духом и вернулась в гостиную, готовая услышать упреки в неверности.

— Бобби?

Он посмотрел на меня с дивана, улыбнулся и жестом поманил к себе.

— Здравствуй, любимая! Отец О’Рейли только что ушел. Какой же он замечательный человек, пришел и помолился со мной!

— Да уж, — облегченно выдохнула я.

В дверь постучали.

— Сейчас открою, — сказала я, бросив взгляд на часы. — Интересно, кто пожаловал после восьми часов вечера?

Я отперла дверь, открыла и увидела на крыльце нашу соседку Дженис. Судя по красным глазам, она недавно плакала.

— Он так ничего ему и не сказал, да?

Безысходность в ее голосе не предвещала ничего хорошего. У меня забилось сердце. Я вспомнила, что видела Дженис в церкви. Неужели она подслушала мою исповедь? Нет, вряд ли.

— Не понимаю, о чем ты, Дженис.

— Прекрасно понимаешь! — Она смотрела на меня безумным взглядом и почти кричала. — Стоишь тут со своей хорошенькой мордашкой, прикидываешься дурочкой! Ты изменила мужу! Я все видела той ночью на пляже возле дома Эллиота Хартли! Он тебя везде лапал! Разве так подобает себя вести?

Я посмотрела на Бобби, который слышал всю перепалку и уже поднялся с дивана.

— Эстер, что Дженис такое говорит? Это ведь неправда?

Я потупилась.

— Бобби, я…

— Как ты могла?

Было видно, что он потрясен до глубины души. Я подбежала к нему.

— Я собиралась все рассказать, но ты заболел, и… Бобби, я не хотела причинить тебе боль, я не хотела!

— Я любил тебя, обеспечил всем, о чем только можно мечтать, а ты отдалась кому-то, как дешевая шлюха?!

Слова Бобби били наотмашь, однако голос, отчаянный и сердитый, ранил еще сильнее. Я протянула руку, но он ее оттолкнул.

— Как ты могла меня предать, Эстер? Как ты могла?

Бобби опустился на пол и уткнулся лицом мне в колени. Я погладила его по шее, но он словно оцепенел от моего прикосновения.

— Нет, мне не нужна твоя жалость! — бросил он с неожиданной злостью. — Ступай к своему ублюдку! Я не желаю жить с лживой шлюхой!

У меня дрожали руки. Я вдруг поняла, что Дженис все еще стоит у порога, наблюдает за безобразной сценой. Бобби вскочил и начал ходить туда-сюда по комнате. Впервые в жизни я его боялась. Он схватил меня за локоть, затащил в спальню и толкнул на кровать. Я невольно сжала кулаки, глядя, как он швыряет в чемодан мои платья.

— Будешь для него наряжаться!

Потом Бобби подошел к комоду и вытащил мои ночные рубашки.

— А это для романтичных ночей!

Он закрыл чемодан и бросил его на пол, едва не задев мою ногу.

— Вот! Убирайся из моего дома!

Я расплакалась.

— Бобби, я же не сказала, что ухожу! Я не говорила, что хочу тебя бросить.