Что ему понадобилось? Зачем его прислал Степанов? Что его прислал папаша, не рискнувший перебрасывать собственную тушу через колючую изгородь, это факт. Значит, что-то им здесь нужно… На убийство они вряд ли пойдут, а дачу подпалить собаки не позволят.

— Видно, перед кончиной сказал брату, что держит в доме некую ценность.

Антон с близнецами налаживал тележку, чтобы привезти «сытой землицы» с поля, одновременно рассуждая вслух:

— Твой муж покойный, прости, что упомянул, позаботился об обороне на славу. Поставил колючую проволоку злобной породы «егоза». Это такая стальная струна с нанизанными на нее кусочками оцинкованной жести с краями острыми, что твоя бритва. Вечная штука. Не ржавеет долго. Ночному визитеру, считай, повезло. Твой муж мог бы по соседству, на военной базе, за пару кур и бутылку самогона получить целую бухту «концертино». Эта стальная полоса с острыми зубцами по бокам, скрученная в спираль, поделила бы ваших родственников на множество маленьких Степановых.

Походив часок по участку, Таня дождалась возвращения детей и Антона, построила их и отдала приказ перерыть весь дом, не оставив без внимания «ни одной чертовой доски».

Искать пришлось недолго.

Близнецы с планом дома в руках носились по лестницам, обмеряя рулетками все подряд. Кто бы догадался, что в деревянной колонне имеется вместительная пустота? Оттуда и был извлечен старый посылочный ящик, сохранивший на себе следы круглой сургучной лепешки, разлохмаченные обрывки бечевки и расплывшийся адрес, написанный на фанере чернильной ручкой. Когда-то в таких ящиках возвращающиеся с курорта граждане любили отправлять домой сладкие персики и абрикосы, чтобы не подавить их в переполненном поезде.

Ящик притащили Тане и столпились вокруг. Она приоткрыла крышку, покопалась внутри и тут же потребовала, чтобы все присутствующие выметались из комнаты. На Алену это не распространялось, но она предпочла покинуть помещение, решив не мешать озабоченно роющейся в «кладе» подруге.

Таня долго сидела за закрытой дверью и даже отказалась спуститься к ужину. Антон забрал близнецов, отвязал одного из псов, и они все вместе отправились на озеро посидеть с удочками.

Стемнело. Со второго этажа не доносилось ни звука.

Поколебавшись, Алена поднялась наверх и обнаружила спящую на диване Таню. Прикрыв подругу большим лоскутным одеялом, Алена обернулась к столу и увидела «тот самый» ящик.

…Люди находят массу синонимов к слову «любопытство», пытаясь оправдать неистребимое желание узнать нечто запретное, стать обладателями секрета, раскрыть тайну. Никому от этого пока легче не стало, жизнь так же непроста, но снова и снова любопытство подталкивает нарушить правила и схитрить за спиной друзей.

Алена недолго уговаривала себя, что «подглядывать нехорошо». Точнее, она попыталась, но сопротивление быстро оказалось сломленным, любопытство взяло верх и она решительно направилась к столу.

В конце концов, они подруги!

…Покойный муж не переставал удивлять Таню. Самым, очевидно, большим удивлением, превосходившим все, что случилось до этого, включая посещение кладбища в лунную полночь, оказалось то, что на всю свою жизнь, даже будучи изгнанным из семьи, он сохранил к жене трепетное чувство, которое иногда называл любовью.

Это слово встречалось не раз на страницах его дневника, находившегося среди множества вещичек, собранных мужем Тани за много лет. Чего здесь только не было!

Записка мужу с указанием, что брать в холодильнике на завтрак, а что оставить на ужин; глупые и не очень сувениры из мест, где супруги побывали до рождения близнецов; чистые носовые платочки, приобретенные Таней мужу и оставшиеся нетронутыми в запечатанном целлофановом пакете; толстая пачка продолговатых театральных программок; письма в конвертах и письма без конвертов; старые шариковые ручки, которыми писала Таня и к которым теперь не подберешь стержня, поскольку таких уже не делают…

Было еще много чего, но Алена открыла дневник на последних страницах и потрясенно выяснила для себя, что бестолковый и несосредоточенный муж Тани глубоко и искренне любил жену, но его дурацкий характер и ребяческая склонность к идиотским шуточкам не позволяли ему это обнаруживать. Более того, он всячески стремился Таню превзойти, завидуя в хорошем смысле слова ее успехам и тяжело переживая собственные неудачи, злость за которые нередко срывал на жене.

Он описывал множество эпизодов их совместной жизни, находя слова и сравнения, которые глубоко впечатлили Алену, склонившуюся над мятой тетрадью, всюду путешествовавшей за своим хозяином…

Вспоминая день, когда в роддоме появились на свет близнецы, Танин муж писал, что при родах стоял рядом, потому что сам на этом настоял, хотя отчаянно боялся, и непонятно, за кого больше, за себя или Таню.

Он наблюдал, как лежащая на столе Таня, слегка не в себе, покрикивала на обалдевших от такого отношения акушеров и подсказывала им в самые ответственные моменты, что надо делать и как. Тем пришлось вызвать главврача, который пришел и заявил, что если она не заткнется, то он продаст близнецов богатой бездетной немецкой паре, чем существенно поправит больничный бюджет. А саму Таню видавший виды медик немедленно сдаст на опыты в экспериментальный дурдом, где у нее живо отобьют охоту измываться над младшим и средним медицинским персоналом.

Таня поутихла, но продолжала крепко удерживать мужа за руку, чтобы тот не свалился в обморок. При виде отчаянно орущих близнецов Таня отпустила руку, и муж немедленно упал на пол.

Последнее, что он слышал перед тем, как потерять сознание от крика, крови и веселого заявления бородатого родоприемщика о том, что «пуповина тут, вот она, смотрите, папаша!», было то, как Таня ожесточенно препиралась с акушерской бригадой. Она требовала, чтобы «посмотрели еще», потому что может быть третий близнец «затерялся», и тогда она пожалуется на телевидение.

Снова появился главврач, теперь уже со шприцем в руках и угрозой «усыпить, как собаку», причем, пояснил доктор обалдевшей Тане, ему за это ничего не будет, так как суд его оправдает. Тут Таня отключилась от напряжения. Так их с мужем на пару из палаты и вывезли без сознания.

Последняя запись занесена в дневник много лет назад. С тех пор Танин супруг неоднократно дневник листал и перечитывал, что выдавал потрепанный вид толстой тетради.

С удивлением, Алена заметила, что последние строчки расплылись. Она потрогала пятно. Еще мокрое… Значит, Таня тоже плакала? Ее несгибаемая Таня?

Она испуганно оглянулась, боясь наткнуться на злой взгляд подруги.

Таня удерживала край одеяла крепко сжатым кулаком и хмурилась во сне.

«Она неисправима, — подумала растроганная Алена. — Но о Таниных слезах я не расскажу никому».

Ольга вернулась от Сергея. Она устала. Болели руки, ноги… Ездили целый день. Да еще Сергей велел заменить аккумулятор и вымыть мотоцикл. Плантатор! Он обращается с ней, как с рабыней! Ни одному мужчине она никогда не позволяла так себя вести. Да еще заставил ведро с отработанным маслом оттащить к сточной решетке! На улице движение встало, когда Ольга нагнулась над решеткой с проклятым ведром… Водилы пялили глаза, пытаясь разглядеть, что написано у нее на заднем кармане джинсов. Кто ему дал право…