Грубо говоря, шимпанзе ведут межплеменную войну, причем с почти невообразимой жестокостью. Типичный взрослый шимпанзе, несмотря на свои более скромные размеры, минимум в два раза сильнее сопоставимого с ним человека86. Гудолл не без ужаса сообщила о склонности шимпанзе, которых она изучала, разрывать прочный стальной кабель87. Шимпанзе могут буквально разорвать на куски даже друг друга, и они это делают. Невозможно винить в этом человеческие общества и их сложные технологии88. «Часто, когда я просыпалась ночью, — писала исследовательница, — в памяти вставали ужасающие картины: Сатана (шимпанзе, за которым долго велись наблюдения) пьет кровь, хлещущую из огромной раны на лице Сниффа. Он держит голову Сниффа за подбородок, словно это кубок... Джомео отрывает полоску кожи с бедра Де; Фиган, атакующий и бьющий, снова и снова, поверженное, дрожащее тело Голиафа, одного из героев его детства»89. Маленькие банды подростков-шимпанзе, в основном мужского пола, бродят по границам своей территории. Они встречают чужаков (а это и те шимпанзе, которых они когда-то знали, которые откололись от чрезмерно разросшейся группы) и, если они численно превосходят встреченных, банда обрушивается на чужаков и безжалостно их уничтожает. Не то чтобы у шимпанзе было сильно развито сверх-я, и разумно помнить, что человеческая способность к самоконтролю тоже может быть переоценена. Внимательное чтение шокирующей, ужасающей книги Айрис Чан «Изнасилование Нанкина: забытый Холокост Второй мировой войны»90 описывает жестокую казнь, которой подвергли китайский город вторгшиеся в него японцы. Такое чтение сломает даже самого упрямого романтика. Что уж говорить про Отряд-731, тайную японскую организацию по исследованию биологических способов ведения войны. Читайте об этом на свой страх и риск. Вас предупреждали.

Охотники и собиратели, несмотря на свою общинную жизнь и локализованную культуру, гораздо больше склонны к убийствам, чем жители индустриальных городов. Ежегодная статистика по убийствам в современной Великобритании регистрирует один случай на сто тысяч населения91. В США таких случаев в четыре-пять раз больше, а в Гондурасе — в 90 раз. Там количество убийств рекордное для современных стран. Но свидетельства однозначно говорят о том, что со временем, с укрупнением и развитием организации обществ, люди стали скорее более мирными, чем более воинственными. У африканских бушменов канг, романтизированных в 1950-е годы Элизабет Маршалл Томас, называвшей их «безвредными людьми»92, совершалось 40 убийств на сто тысяч человек, но это количество снизилось более чем на 30 %, когда они стали подчиняться государственным властям93. Это очень назидательный пример того, как сложные социальные структуры служат снижению, а не обострению людской склонности к насилию. Согласно ежегодной статистике, 300 убийств на сто тысяч человек происходит у яномамо из Бразилии, известных своей агрессией, но эти цифры не максимальны. Обитатели Папуа — Новой Гвинеи убивают друг друга в количестве от 140 до 1000 людей на сто тысяч населения94. А рекорд, похоже, принадлежит като, туземному народу Калифорнии: 1450 человек из ста тысяч встретили насильственную смерть в 1840-е годы95.

Поскольку дети, как и другие люди, не только хорошие, их нельзя просто предоставлять самим себе. Без влияния общества они не могут расцвести и превратиться в совершенство. Даже собакам требуется социализация, чтобы они могли стать приемлемыми членами стаи, а дети куда сложнее собак. Это значит, что они скорее всего полностью собьются с пути, если их не обучать, не дисциплинировать и не подбадривать должным образом. Это значит, что связывать все людские насильственные тенденции с патологиями социальной структуры неправильно. Все ровно наоборот. Процесс социализации предотвращает много зла и активно способствует добру.

Детей нужно формировать и просвещать, иначе они не будут процветать. Этот факт ярко отображается в их поведении: они отчаянно жаждут внимания и от своих сверстников, и от взрослых, поскольку такое внимание, которое делает их эффективными и искушенными коллективными игроками, жизненно важно.

Детям так же или даже еще больше вредит отсутствие пристального внимания, как и дурное обращение, психическое или физическое. Это вред от упущения, а не от допущения, но от этого он не становится менее тяжелым и продолжительным. Детям причиняется вред, когда их «милосердные» невнимательные родители не способны сделать их самих внимательными и наблюдательными, не могут пробудить их и оставляют в бессознательном, неопределенном состоянии. Детям причиняется вред, когда те, кто уполномочены ухаживать за ними, боятся любого конфликта и расстройства и не осмеливаются их исправлять, оставляя без руководства. Я могу узнать таких детей на улице. Они рассеянные, несфокусированные и неопределенные. Они свинцовые и блеклые, а не золотые и сияющие. Они как нераспакованные коробки, обернутые в вечное ожидание. Таких детей хронически игнорируют сверстники, потому что от игры с ними никакого удовольствия. Взрослые склонны демонстрировать такое же отношение хотя, если их прижать, они будут это отрицать.

Когда в начале своей карьеры я работал в детских садах, мальчики и девочки, росшие в пренебрежении, отчаянно тянулись ко мне в своей неловкой, невнятной манере, не чувствуя дистанции, не умея сосредоточиться на игре. Они плюхались мне на колени, вне зависимости от того, чем я занимался, неумолимо ведомые мощным желанием привлечь внимание взрослого — необходимый катализатор для дальнейшего развития. Было очень сложно не реагировать на таких детей и на их слишком затянувшийся инфантилизм с раздражением или даже с отвращением, сложно в буквальном смысле не отталкивать их, хоть я им и очень сочувствовал, и прекрасно понимал, в каком они трудном положении. Думаю, такая реакция, жесткая и ужасная, была практически универсальным внутренним предупредительным сигналом, обозначающим опасность установления отношений с плохо социализированным ребенком. Сигнал говорил об опасности быстрой и неподобающей зависимости, за которую должен быть ответственен родитель, и огромной потребности во времени и ресурсах, которую повлечет за собой развитие этой зависимости. Столкнувшись с такой ситуацией, потенциально дружелюбные сверстники и заинтересованные взрослые склонны переключаться на взаимодействие с другими детьми, при котором соотношение затрат и выгод, грубо говоря, будет гораздо ниже.

Пренебрежение и дурное обращение — это неотъемлемая часть плохо структурированного или напрочь отсутствующего дисциплинарного подхода, которая может быть обусловлена явными, сознательными (ошибочными) родительскими мотивами. Но куда чаще современные родители просто парализованы страхом, что они перестанут нравиться своим детям, или даже что те перестанут их любить, если наказать их по какой-либо причине. Превыше всего они ставят дружбу ребенка и готовы пожертвовать уважением, чтобы ее заполучить. Это нехорошо. У ребенка будет много друзей, но только двое родителей (если они вообще у него есть), и родители — это больше, а не меньше, чем друзья. У друзей весьма ограниченный авторитет, чтобы делать замечания. Соответственно, каждому родителю нужно научиться стерпеть мгновенный гнев или даже ненависть от своих детей в ответ на родительские поучения, ведь способность детей задумываться и заботиться о долгосрочных последствиях очень ограниченна.