— Приятного аппетита, — отозвалась я и сглотнула слюну.

Я не буду просить у него еды, я пока не настолько голодна, гордость во мне сильнее. Да и осторожность — мало ли, что он добавить может в пищу. Сижу, смотрю в его спину. Он увлечён готовкой, странно, но готовить он всегда любил и делал это с удовольствием. Я тогда ещё думала, разве может быть плохим человек, который по утрам готовит мудреные оладушки со шпинатом? Это сейчас я взрослее стала, теперь знаю, что плохим может быть кто угодно, не смотря на атрибуты и привычки.

Шевельнула ногой — туго примотано. Рукой подвигала, осторожно. Он не обернулся. Я решила рискнуть. Кухня была маленькой, как и большинство кухонь домов советской и постсоветской постройки. Одной рукой я могла дотянуться до выключенного за ненадобностью холодильника, а второй до кухонных шкафчиков. Муж стоит спиной и не должен заметить. Если не обернётся, конечно…

— А ведь мы с тобой муж и жена до сих пор, — говорил он. — У меня и паспорт твой есть.

Тихонько тяну на себя выдвижную полку. Ощупываю. Засохшая головка чеснока, отделение для ложек. Там может быть нож, знаю, но искать его страшно — загремят же. Вытягиваю шею. Заглядываю. Нож есть. Дешёвый, с пластиковой чёрной ручкой, такой желанный. Осторожно беру его, не выронить бы…

— Я и заявление не стал подавать о твоей пропаже, — продолжал делиться наболевшим муж. — Искал конечно, по своим каналам, но полицию привлекать не стал. А знакомым сказал, что разошлись и ты уехала.

Нож в моих руках. Ладони вспотели так, что я и правда боюсь выронить из влажных пальцев. Держу. Смотрю на спину мужскую, такую беззащитную. Воткнуть бы, по самую рукоять. Но я привязана, мудрено и основательно, если встану, то только со стулом, а это медленно и грохот. Не сейчас. Прячу нож в рукаве пуховика, благо он присборен резинкой и нож не упадёт.

— Мне кажется, все мои друзья поняли и смеялись надо мной, слышишь?

И поворачивается резко, так, что я вздрагиваю, хотя куда уж бояться больше…

— Тебе только кажется, — шепчу, пытаясь скрыть свое смятение.

— Ничего, я вымещу на тебе все свои обиды, — как ребёнок радуется он.

Я смотрю на него. А потом боковым зрением замечаю мазок своей крови на шкафчике. Сердце замирает. Если он увидит, то поймёт все и моя задумка провалится, а вместо неё много боли будет за непослушание.

—Яичница горит, — выдавливаю из себя я.

— Черт.

Снова поворачивается спиной. Смачиваю слюной кусочек рукава и быстро тру пятно, а сердце колотится так громко, что оглушает меня. Успеваю.

— Вкусно.

— Я рада.

Ещё не отошла от страха быть пойманной. Он ест, я сижу и жду, и даже голод немного приглушился — страх оказался сильнее. Но теперь у меня нож есть, правда я не знаю, что делать с ним. Ничего, главное есть, придумаю.

— Ты украла у меня ребёнка, — огорошил вдруг.

— Ты убить её хотел, — напомнила я. — Разве это меня не оправдывает?

— Нет, она же моя была. А ты её забрала.

Молчим. Он ест. Я немного согрелась, волнение утихает, на место ему приходит вселенская усталость.

— Как сыр в масле каталась, — говорит, прожевывая. — Чего тебе мало было? Нет же, в нищете, с чужим ребёнком лучше. И мужика нормального не нашла. И правильно, кому нужна с довеском?

— Некоторым довески не проблема.

Мгновенно темнеет лицом, стоило молчать. Бросает в меня стаканом, но промахивается, похоже специально. Стакан летит в стену, а муж смеётся с того, как я испуганно втянула плечи.

— Были значит мужики? Были, кого спрашиваю?

Перегибается через стол, хватает меня за голову, бьёт лицом о стол. Обжигает болью, по рту стекает кровь.

— Не было, — сплевываю я. — Не было!

Снова улыбается, теперь уже удовлетворенно, а у меня во рту солоно от крови. Думаю о том, что до Дашки он не доберётся, и только от одной этой мысли становится легче.

— Ты же милая такая. Добрая. Не умеешь одна. Ты все равно бы хоть котёнка, да завела. Жаль, не завела, я бы ему шею свернул. Но зато ты завела девочку, ворованную. Да?

— Её забрал отец, — стараюсь, чтобы мой голос звучал максимально равнодушно. — Я не имею на неё права.

— Но ты любишь её, да? — смеётся он. — Любишь, так и знал, моя же ты любительница танцевать на граблях. Соскучилась, да? Не переживай, раз уж она тебе так глянулась, я её заберу. И будем жить втроем. Я, ты, и девочка. Как и было бы, если бы ты не сбежала.

Он смеётся, а я кричу.

Я терял время. Ярослав просто и прямо сказал — я ему мешаю. Своим давлением, своими требованиями невозможного.

— Дайте мне эту ночь, Демид. Эту ночь и пару ваших человек. Езжайте домой, к своей дочери.

Моя дочь не хотела разговаривать. Не просто со мной, вообще, даже с кошками перестала. Я не знал, как вернуть её, я все сломал, испортил, я сам себя загнал в тупик. Я хотел, чтобы моя дочка смеялась, чтобы она счастливой была.

Ночь, та самая которую я дал детективу. Нужно уже доверять ему начать — он же сумел найти след Ольги, что казалось невозможным почти. Темно. Дом тихий, сонный, кажется, спит. Но это впечатление обманчиво. Я знаю, что не спит Дашка. Лежит, смотрит сухими глазами в потолок. Я знаю, что дети сильные. Что она сможет это пережить. Не забудет, спрячет в самой глубине души, никому не покажет. Но я не хочу, чтобы она это делала. Теперь я больше всего на свете хотел достать и дать ей эту чёртову маму, чтобы она снова поверила в счастье, в чудеса.

Мы уже поняли, что Ольга не ночевала в квартире. Её соседка с первого этажа слышала хлопок падающего цветочного горшка вскоре после того, как Ольга домой вернулась. Он, тот, кто её забрал ждал её в тишине и темноте оставленной квартиры.

Дверная ручка повернулась вдруг, тихонько щёлкнув и при движении отразив лунный отблеск. Дальше дело не пошло — заперто. Я вздохнул — не спим не только мы с Дашей. Можно сделать вид, что сплю, ломиться она не будет, да только не по мужски это. Встал, открыл.

Темно, но в темноте этой вижу, что на Насте, слава богу, ничего обольстительного — огромный пушистый халат до самых пяток.

— Ты пришла меня совращать? — устало спросил я.

— Нет. Мы же взрослые люди. Я пришла сказать, что теряю тебя.

Вздохнул — оказалось, моя маленькая бывшая жена на редкость упряма, и что делать с ней я не знал.

— Настя, — решил напомнить. — Мы давно друг друга потеряли, вместе с нашей дочерью.

— Но у нас снова есть дочь…шанс.

Она не любила меня, это я точно знал. Ни тогда, ни сейчас. Я не любил её — она была милой, удобной и родила мне дочь. Она была хорошей женой, но это в прошлом и ушло бесповоротно. Возвращать я ничего не хотел, но её обижать не хотел тоже. Мало того, снова накатывает дурацкая жалость. Словно ребёнка обижаю. И почему я когда то решил, что милая инфантильная девушка будет мне хорошей парой? Сейчас хотелось чего-то более…сильного. Надёжного. Взрывного.