Позже в беседе с охранниками тс уверили его, что они не настучат — им тоже неохота лишиться работы. Но Гловер волновался не только из-за них. В заводских кругах уже начали спра-шивать, а, собственно, откуда все эти пиратские DVD берутся? Он заподозрил, что даже заводские шишки в курсе, чем он торгует. Не стоило ему продавать киношки собственному начальнику. Он решил никак не взаимодействовать со своими клиентами и ни о чём их не предупреждать, они же в свою очередь стали его избегать. Если повезёт, эта омерта, мафиозный кодекс молчания, его спасёт.

Через пять дней после того собрания попался один из главных поставщиков Гловера. Охранники Ван Буррена задержали временного работника по имени Чейни Симс, у которого под футболкой нашли ещё не выпущенный компакт-диск. Его арестовали и предъявили обвинения в хищении.[83] У Гловера начались проблемы. Его побочная деятельность явно стала опасной.

Симс входил в его команду, и, согласись он на сотрудничество со следствием, то всё пропало. Если копы придут к Гловеру, то для него единственный выход — отрицать вообще всё и молиться, что дело окончится только увольнением. В любом случае все знали, что они с Симсом общаются, так что Гловер точно под подозрением в деле об утечке альбома Скарфейса. Сейчас он больше всего надеялся на то, что внимание все-таки сосредоточится на университетском сервере, который стал бы ложным следом, потому что ни Гловер, ни кто-либо из RNS никак с данным учебным заведением не связан. Гловер вообще не представлял, как «The Fix» попал на университетский сервер, и ему в общем плевать на это было. Он только знал, что с этим всем надо кончать.

После работы Гловер позвонил Kali, чтобы сообщить эти ужасные новости. Они перешли черту, устроили утечку слишком рано, и теперь начались напряги. В беседе Гловер напирал на то, что это Kali во всём виноват, а историю с палёными фильмами даже не упомянул. Разговор становился напряжённым. Гловер сказал, что уходит из RNS и больше туда никогда не вернётся и отключился. Когда Kali перезвонил, он не взял трубку. Он поехал домой и сложил все палёные DVD в багажник. Это два шпиля с товаром, более 600 фильмов примерно на 3000 долларов, если продать. Глубокой ночью он выехал за пределы Шелби и выбросил всё это добро на городской свалке.

В 2003 году рэп окончательно стал мейнстримом. Весь Тор-40 оккупировали песни в этом стиле, его включали в клубах и на отвязных вечеринках. Годом ранее «The Eminem Show» стал альбомом-бестселлером в Америке — такого с рэперами не случалось никогда. Рэп убрал рок с позиции самой важной и живучей музыки своего времени, а Эминем стал самым лучшим по продажам рэпером в истории. И всё это контролировала Universal под руководством Морриса.

Рэперов отличала одна милая черта — они все были помешаны на деньгах. Они о них говорили, думали, писали о них песни, швыряли в воздух. Во время обсуждения контракта рэпер тебе весь мозг вынесет, но уж если ты его подписал — то всё, он будет выдавать альбом за альбомом, регулярно, как по часам. Едва достигнув настоящего успеха, они ускорялись вдвое и сами превращались в охотников за талантами, людей, занимавшимися артистами и репертуаром. То есть если ты подписал одного рэпера с хитом, то это рождало цепную реакцию, в результате которой у тебя появлялась ещё дюжина таких же. В ростере Морриса все самые крутые артисты вели свою родословную от контрактов многолетней давности. Так, контракт с Interscope в 1996 году притащил Доктора Дре, тот в 1998-м — Эминема, от которого в 2002-м пришёл Фифти Сент, чей мега-хит «In Da Club» сделал альбом «Get Rich or Die Tryin'» таким же бестселлером следующего года, как «The Eminem Show» ранее.

А готовилось ещё больше. В Нью-Йорке на Def Jam протеже Джея Зи — Канье Уэст наносил последние штрихи на свой дебютный альбом «The College Dropout». В Атланте на Def Jam South Лудакрис своим «Chicken-N-Beer» взял новую вершину. А ведь существовал ещё Новый Орлеан, где Мэнни Фреш продюсировал альбом-камбэк Лила Уэйна «Tha Carter».

Даг Моррис хоть и был 64-летним белым мужиком, но управлял этим рэп-движением именно он. Больше десяти лет он поддерживал Interscope, и, действительно, благодаря этому лейблу, получал хит за хитом. Ещё восемь лет назад никакой Universal Music не существовало, а теперь компания держала более четверти мирового рынка, то есть являлась крупнейшей музыкальной компанией в мире. Моррис должен был бы стать такой же легендой, как его наставник, Ахмет Эртегюн. Он должен был стать знаменитостью, о ком The New Yorker писал бы хвалебные статьи. Он должен был стать сверхуспешным, 'huge', «йууджь», как он сам сказал бы со своим неустранимым акцентом уроженца Лонг-Айленда.

Но так не случилось. Рэп рос, но весь музыкальный рынок сокращался. Пиратство убивало продажи: после пика 2000 года продажи упали на 30 процентов. Несмотря на внушительный рост своей доли на рынке, всё, чего Universal могла добиться — это стабильности цифр продаж. У других дела шли совсем плохо. Tower Records толкали к банкротству. Columbia, лейбл Sony, воевала с подразделением бытовой электроники этой же компании. EMI погрязла в долгах. Bertelsmann выставил свою музыку на продажу.

А еще AOL Time Warner — там бывшие боссы Морриса управляли титанической катастрофой. В апреле 2002 года эта компания объявила об убытке в 54 млрд долларов, самом крупном в истории страны. Технически, этот убыток — «плата за обесценивание нематериальных активов». В переводе с языка аудиторов это означает, что за что-то слишком много переплатили, в данном случае за нереально переоцененную America Online, купленную в разгар бума доткомов. Сам журнал Time ощущения от этих потерь описал как «лечение от похмелья компании пьяных матросов».[84] Вот на этом тонущем корабле Warner Music Group была кем-то вроде старого матроса.

Не сказать, чтоб у Vivendi дела обстояли лучше. В 2002 году рейтинговые агентства присвоили акциям компании «мусорный уровень». После десятилетия совершенно непродуманных инвестиций пришлось обесценить капитал акционеров, списав потери нематериальных активов. Корпорация терпела убытки, и Жана-Мари Мессье, человека, организовавшего покупку Seagram, совет директоров прогнал. Вскоре за ним последовал вице-президент Эдгар Бронфман-младший. Мозгом стал Жан-Бернар Леви, уважаемый, трезвомыслящий бизнесмен, которому поставили задачу: остановить это жуткое кровотечение. Нуждаясь в немедленной финансовой инъекции, Леви продал «водное» подразделение Vivendi, природные инженерные разработки и стал думать, чего бы продать ещё.

Об этом разнеслась молва. В 2003 году Стив Джобс, генеральный директор компании Apple, предложил выкупить Universal у Vivendi. Его интересовал бэк-каталог. Он хотел создать свой собственный музыкальный лейбл, и ему более всего был нужен Моррис. Моррис заинтересовался предложением, но решение тут принимал не он. Vivendi ответила Джобсу категорическим отказом. Хотя кредиторы требовали ликвидности, а доход от музыкального бизнеса резко падал, в Vivendi считали UMG и Морриса главными, незаменимыми активами.