— О, Гордон, — простонала Софи. Мария медленно подошла к телу Гордона. Его верхняя половина скрывалась под днищем машины, выступали только ноги. Мария склонилась над телом и увидела, что левое переднее колесо проехало по его груди.

Услышав голоса, Мария подняла взгляд на дом. Голова Саймона скрылась в окне родительской спальни на втором этаже, прямо над ней.

— Он мертв, так ведь? — спросила Софи.

Мария попыталась вспомнить, можно ли прощупать пульс на ноге, единственной части тела Гордона, к которой у них был доступ.

— Думаю, да, — ответила она, страшась дотронуться до него, и поспешила назад к сестре.

— Мы поссорились, — деревянным голосом сказала Софи. — Очень сильно. Я решила уйти от него и вскочила в машину. Уже завела мотор, и тут Гордон выскочил прямо передо мной. А потом он… оказался внизу.

— Софи, а откуда на тебе его кровь? — поинтересовалась Мария, касаясь щеки сестры.

— Кровь, — произнесла Софи, словно в беспамятстве. Пальцами она отыскала на щеке место, к которому прикоснулась Мария. — Я залезла под машину, чтобы быть рядом с ним, — объяснила она несколько секунд спустя.

— А дети видели? Они были с тобой в машине?

— Дети спали, — ответила Софи.

В этот момент Мария поняла, что ее сестра лжет: Софи никогда бы не попыталась сбежать, не захватив с собой Фло и Саймона. Мария взяла Софи за руку; ей показалось, что она слышит звук сирены, однако это был телевизор, работавший в доме.

— Я позвоню Питеру, — сказала она. — Тебе нужен адвокат. Ты ничего не должна говорить полиции до тех пор, пока он не приедет.

Софи кивнула. В полутьме она выглядела совсем юной: смущенной, красивой и напуганной. Потеки на ее щеках можно было принять за грязные следы после бейсбольного матча, но никак не за кровь ее мужа.

— Ты сделала это сознательно, так ведь? — прошептала Мария.

— Да, — сказала Софи, сжимая ее руку. Ее глаза с доверием смотрели на сестру, и Марии показалось, что в их глубине она заметила торжествующий блеск.

— Но почему сегодня? — спросила она. Теперь сирены на самом деле приближались; их звук стал громче, когда машины свернули с Коув-роуд на подъездную дорогу к дому Литтлфильдов. — Что он сделал?

— Когда-нибудь я тебе расскажу, — пообещала Софи. Она отпустила руку Марии и повернулась к приближавшимся полицейским машинам. Их синие маячки уже мелькали между деревьями.

— Я позвоню Питеру, — повторила Мария. Она бросилась в кухню, но кто-то сорвал со стены висевший там телефон. Она побежала по лестнице на второй этаж, в спальню супругов. Саймон и Фло, съежившись, забились в угол родительской кровати. Увидев тетю, девочка завизжала и протянула к ней руки.

— Дорогие мои! — воскликнула Мария, обнимая Фло и целуя Саймона в лоб. Взгляд Марии остановился на прокушенной губе племянницы, однако в это время полицейские машины въехали во двор. — Я должна позвонить дяде Питеру, — сказала Мария.

Она потянулась к телефону, но внезапно увидела большой кровавый отпечаток ладони на трубке. Выбора не было, это был единственный в доме работающий телефон. Осторожно, чтобы не смазать отпечаток, Мария подняла трубку и набрала номер брата.

— Немедленно приезжай к Софи, — сказала Мария, как только Питер ответил. — Она только что убила Гордона.

Фло и Саймон никак не отреагировали на произнесенное вслух сообщение о том, что их мать убила их отца. Дети были как парализованные. Можно было подумать, что они спят с открытыми глазами и видят один и тот же кошмар. Их взгляды были направлены в одну точку. Мария покачала племянницу и, проследив за ее взглядом, увидела то, на что дети смотрели все это время и что будет преследовать их теперь всю жизнь: стену спальни, с брызгами крови и налипшими на них волосами, толстый светлый ковер, весь пропитанный кровью их отца, и открытое окно. Автоматически Мария оглядела комнату в поисках пистолета, ножа или клюшки.

Она подхватила Фло на руки. Саймон не хотел вылезать из родительской кровати.

— Я сказал маме, чтобы она умыла лицо, — тихо пролепетал он. Он сидел сгорбившись, охваченный отчаянием. Мария вспомнила его жестокую выходку в школе — сейчас с трудом верилось, что это тот же самый ребенок. Поскольку мальчик отказывался двигаться с места, Марии пришлось взять его другой рукой. Она была готова на что угодно, лишь бы увести детей из этой комнаты, залитой кровью.

Ей хотелось поскорее преодолеть лестницу и проследить, чтобы Софи не сказала ничего лишнего. В прихожей уже стоял полицейский.

— Привет, ребята, — добродушно произнес он.

Мария по-прежнему держала Фло на руках, а Саймона опустила на пол. Освободившись от его веса, ощутила боль в плече и внезапно поняла, почему Софи не давала дотронуться до своей правой руки: она растянула ее, когда тащила тело Гордона к окну и потом выталкивала наружу. Мария вспомнила, что сказала ей сестра перед приездом полиции: «Когда-нибудь я тебе расскажу», — и подумала, суждено ли ей услышать этот рассказ на самом деле.

Они готовы все простить мне, выпустить меня из тюрьмы. Они рассматривают мои синяки, подбитый глаз, эту уродливую язву на ноге.

— За что ты убила мужа? — спросила меня одна из надзирательниц. Когда-то я видела ее в супермаркете «Колдуэлл», на ней была форма, и она покупала овощи. Женщина так легко задала этот вопрос, как будто бы мы столкнулись в магазине и она поинтересовалась, как я собираюсь приготовить цыпленка, лежащего в моей тележке.

— Я не знаю, — ответила я, решив, что это не ее дело. Я хотела одного — чтобы меня оставили в покое.

— Как же, наверное, ты его ненавидела, — сказала она голосом, полным участия. А потом рассказала, что как раз сейчас за стенами тюрьмы проходит марш в мою поддержку. — Там в основном феминистки — они всегда выступают, когда узнают о случаях, вроде твоего. Бастующие требуют, чтобы тебя освободили.

Я представила себе участниц этого марша, с их несчастными плакатами из картонок, привязанных к палкам от изгороди. Мама всегда жалуется на то, что они мешают движению, особенно летом, когда у нас и так нигде не протолкнуться из-за отдыхающих. Мне они никогда не мешали, наоборот, мне нравится включать вечером телевизор и видеть нашу тюрьму, здание из кирпича с белыми колоннами — в колониальном стиле, — место, где происходят такие интересные события.

Как правило, они требуют освобождения людей, которых считают несправедливо осужденными. Они всегда так страстно выступают в защиту этих заключенных — мне и в голову не приходило, что на самом деле те могут быть виновны. Поэтому сейчас я с тревогой представляю себе, как они ходят вокруг тюрьмы с плакатами, на которых написано: «ОСВОБОДИТЕ СОФИ! НАКАЗЫВАЙТЕ ПРЕСТУПНИКА, А НЕ ЖЕРТВУ». Ведь я на самом деле виновна.