построить на одной из малых речек вблизи Барнаула или Бийска полноценную лесопилку, поскольку нужда в досках будет изрядная, суда для перевозки зерна строить. Сляпают на скорую руку довезут зерно, а там на дрова по дешевке продадут. Единственная трудность по транспортировке это верст четыреста или чуть больше вверх по Иртышу. Но и здесь есть варианты: парус треугольный в помощь гребцам, или Кулибинский способ плыть против течения. Заинтересовался. Пришлось рисовать схемы и пояснять. Сказал, что сам под парусом не ходил, но в книжке прочитал. А насчет Кулибинской придумки пояснил, что нужно испытать на модели, ну и канаты нужны длинные и прочные, два якоря и лодку, чтобы те якоря завозить вперед.

Жабин впечатлился, спросил только:

— Чего ж не используют Кулибинскую придумку?

— А бог их знает, наверное проще и дешевле было бурлаков нанять, чем с механизмом возиться, а как пароходы изобрели, так и вовсе нужда отпала. Кстати, советую пароходик прикупить.

— Эк хватил! Пароход! Кто его водить-то будет? Где же людей знающих взять?

— Так внуков или племянников в учебу отдайте. Глядишь, через годик другой появятся у вас свои механики да капитаны. И вообще, если хотите наиболее выгодно вложить деньги, вкладывайте их в образование детей.

— Каких таких детей?

— Прежде всего внуков своих. Но в принципе можете и учебу чужих детей оплатить с условием, что они должны будут отработать на вас несколько лет, ну или деньги на них потраченные вернуть с процентами. Да и в оплате труда работников жмотиться не надо, и особенно специалистам хорошо платить нужно.

Жабин задумался потом спросил:

— А ты сам-то будешь учиться на таких условиях, или и без учебы умный?

— Вы к тому, что готовы оплатить мою учебу. — Мужик кивнул утвердительно. — Дак я в этом не нуждаюсь пока. А нужда будет сам за себя заплачу.

— Экий ты ершистый! А что будешь делать, если обману тебя не отдам тебе твои пять процентов.

— Не отдадите — плакать не буду. Но поступать так я вам решительно не советую. Во первых это не последний мой коммерческий проект и если будете честно со мной работать, то изрядно разбогатеете, ну а если все таки моча в голову ударит, то вам об этом придется крепко пожалеть. Я ведь не Христос — прощать не буду, ославлю на всю округу, как человека не держащего своего слова, жадного и не надежного. И поверьте, я сумею это сделать.

Жабин недоверчиво посмотрел на меня, потом сказал, обращаясь к деду:

— Ну ты посмотри на него, еще можно сказать вчера был Немтырем убогим, слова вымолвить не мог, а сейчас вон как рассуждает и даже грозит. Откуда что и взялось? Может и мне на старости лет к Ведьмину омуту сходить в грозу — умишка поднабраться.

Ах ты старый пень, кулак хитрозадый! Ведь это он тонко мне намекнул, что положение мое довольно шаткое и меня можно кое в чем обвинить. А что, пустит слух: мол в Немтыря бес вселился и потом доказывай что ты никакой не верблюд, а вовсе даже себе горбатый утконос. Ну я тебя — хитрован старый сейчас немножко приземлю и чуток покошмарю.

— Так на Ведьмин омут путь никому не заказан. Дерзайте Федор Иваныч! Ветер попутный вам в за…пасной парус! Только тут такое дело! Никому не говорил, даже тяте, но мне недавно разрешили рассказать. Я ведь умер там на Ведьмином омуте. — Деды переглянулись и недоверчиво уставились на меня. — Да-да умер! Убила меня молонья. Когда шар огненный к груди прицепился, то боль была не человеческая, будто разрывает кто изнутри. А потом раз и как бы выпрыгнул я из той боли, легко стало и как-то безмятежно и вроде плыву я по воздуху, а внизу, вижу, лежит мальчонка маленький такой, бледненький и знаю вроде, что это я лежу, но как-то не цепляет меня это. Вижу только, что Архипка подбежал и тормошит тельце, кричит что-то, плачет. Мне жалко его стало, спустился пониже, говорю: «Не плачь Архипка. Мне тут так хорошо». А он не слышит. Тогда я хотел его за плечо взять; рука сквозь него прошла. Потом Архипка в село убежал, а надо мной закрутилась из света воронка и утянуло меня в эту воронку. Потом попал в туннель из света, но свет какой-то несветлый, темновато в туннеле и только впереди просвет брезжит. Не знаю сколько я по тому туннелю летел, может миг один а может и тыщу лет, нет там времени. Но как бы там ни было долетел до выхода. Осторожно выглянул: а там внизу в долине сад райский и далеко очень, а видно все как на ладони. Красота неописуемая. Хотел было лететь туда в сад этот эдемский, но меня старик перехватил. Могутный такой старик, бородища седая, на тятю похож, только лысый, и как бы светится. Он ладонь в грудь мою упёр и говорит, ну как говорит. Губы не шевелятся, а голос слышу. И говорит он:

«Ты внучок не спеши сюда, рано еще тебе, не всё, что тебе положено ты сделал. Велено тебя назад на землю вернуть».

А мне возвращаться не хочется и я говорю ему:

«Какие это дела я недоделал? Нету там уже у меня никаких дел».

Но старик усмехнулся руку мне на голову положил, подержал немного, а потом развернул меня и толкнул назад в туннель, только сказал напоследок:

«Ничего не бойся, велено помочь тебе. Я то помогу, но и ты сам многому научиться должен».

Я хотел спросить, кем это велено? Не успел. Очнулся, когда тятя прискакал. Никому не рассказывал, думал почудилось мне, а намедни приснился тот же старик, говорил мало, больше картины показывал, про голод, говорил, что я должен помочь голодающим, а как я могу помочь? Приказал к тебе Федор Иваныч обратиться, а тяте передать велел, чтобы доделал он, что задумал. Сказал «Нам с Марьей уже ничего не надо, ему самому надо для успокоения».

Фантазировал я убедительно, даже сам поверил. Мужиков мой рассказ пронял основательно. Все таки люди они были искренне верующими, хотя не слишком религиозными, то есть верили не только в бога, но чертей, домовых, леших, банников, кикимор и далее по списку.

Дед Софрон, хоть и знал уже про меня почти все, но воспринял мой рассказ как дополнительное доказательство божьего промысла. Жабин же был потрясен живописными деталями, которыми я расцветил свое повествование. Он справедливо считал, что такое придумать нельзя. Откуда ж ему было знать, что я ничего особо и