В системе Земли Лета был пояс астероидов, совершенно безлюдный, поскольку летнеземельцы не имели космических транспортных средств и не разрабатывали космических месторождений. По большей части эти глыбы состояли из железа, никеля и других тяжелых элементов, включая актиноиды. Регос удалился туда, лег на стационарную орбиту, переоборудовал свои мастерские и начал добывать металл. У него были отличный компьютер, все нужные спецификации и несколько десятков универсальных роботов, способных бурить скважины, перерабатывать руду и создавать самые сложные конструкции. Он трудился наравне с ними много лет, и я полагаю, что это спасло его от безумия — труд и жажда мести сделались лучшим лекарством.

Он нуждался в оружии, в сокрушительном оружии и энергетических источниках, более мощных, чем корабельный реактор. Самым простым было бы наладить производство ракет с ядерными боеголовками, но Регос не хотел губить планету. Ядерные взрывы страшны не сами по себе — гораздо страшнее последствия, радиоактивное заражение, которое длится веками. После массированной бомбардировки летнеземельцы просто бы вымерли, а это Регосу — даже в том состоянии, в котором он пребывал, — казалось излишней жестокостью. В концов концов, он собирался отомстить владыке, а не всем его несчастным подданным. Все иные варианты, кроме ядерного, требовали времени, но время мало значило для Регоса. Он трудился тридцать пять лет, пока не построил то, что ему хотелось, — гигантский лазер, самый мощный из всех, когда-либо созданных в обитаемом космосе. Его излучение могло вскипятить моря, расплавить горы, обратить в прах и пепел любой из городов лет-неземельцев — без всяких вредных последствий в будущем. Конечно, если не считать цунами, землетрясений, озоновых дыр, губительных ливней и ураганных ветров… Для опыта Регос спалил пару каменных глыб диаметром в милю, а затем направился к вражеской вотчине. Оборониться летнеземельцы не могли — за неимением боевых планетолетов и орбитальных космических баз. Над планетой кружили пять навигационных спутников, заодно ретранслировавших телепередачи; эти автоматические устройства сделались первой жертвой Регоса. Теперь вся планетарная связь была у него в кармане. Он мог говорить с каждым городом, с каждым материком — угрожать, запугивать, требовать, ставить помехи, препятствовать навигации, предъявлять ультиматумы… Он сжег несколько фабрик, испарил с полдюжины озер, обрушил в море склады и пирсы в крупнейших портах, а затем наполнил эфир своими передачами. Он требовал, чтобы богоимператор явился на “Алису” — вернее, чтобы его доставили на корабль в наручниках и кандалах. Альтернативой был Апокалипсис — примерно в том же варианте, какой случился на Мерфи. Но излучатель Регоса был страшнее кометы — комета свалилась один раз, а он мог кружить над обреченным миром годами, терзая его, будто безжалостный гриф-падалыцик. Он клялся, что не уйдет, пока не очистит планету для новых переселенцев. И клятвы эти не были пустым звуком.

Времени на раздумья он дал в обрез — ровно один день; и в тот же день внизу вспыхнула гражданская война. Имперские гвардейцы и духовенство боролись со всем остальным населением, а Регос, словно карающий меч Господень, парил в небесах и ждал, когда минуют отпущенные сроки. Ему пришлось продлить время ультиматума, но в конце концов он своего добился: Клерак был схвачен после очередной резни, закован в железо и поднят на орбиту.

Я замолчал, соображая, стоит ли рассказывать Шандре дальнейшие подробности. Они были слишком жуткими, эти описания пыток, достойных “Молота ведьм”, — только Регос использовал не раскаленные иглы, огонь и клещи, а электрошок и своего робота-хирурга. Он записал несколько нейроклипов, раздарив их потом во многих мирах — как я полагаю, для устрашения и назидания. Эти записи у меня имелись, как у любого спейстрейдера, но я не хотел показывать их Шандре.

— Что же было потом? — спросила она, прервав затянувшееся молчание.

— Потом? Потом Клерак умер, и смерть его была нелегкой. Я думаю, ты это увидишь — в облагороженном балетном исполнении.

— Уфф! Какая ужасная история, даже для балета! Не уверена, что хочу его смотреть! Я улыбнулся.

— Даже в своих жемчугах и шелках? Но ведь это искусство, милая! Такое же танцевальное шоу, как демонстрация нарядов с легким стриптизом под конец.

Она покачала головой:

— Нет, не такое же. Все это случилось на самом деле — пусть в прошлом, пусть давно, но это может повториться. С нами, Грэм, с тобой и со мной! И что ты будешь тогда делать?

— Построю излучатель вдвое больше, чем у Регоса… Но не волнуйся, детка, его историю знают повсюду, и ни один тиран, ни один самозваный бог не рискнет потягаться со спейстрейдером. В конце концов, мы живем наверху, они — внизу, а значит, преимущество за нами!

Это была святая истинная правда. Если б я, вдруг сделавшись императором и богом, вознамерился создать земной Рай, не уверен, что такая задача пришлась бы мне по плечу, как и любому из моих коллег. А вот преисподнюю мы можем устроить запросто! В памяти “Цирцеи” масса сведений на этот счет — о ракетах и пушках, о лазерах и боевых киберах, о психотропных средствах и цереброскопах-аннигиля-торах, о ядовитых газах, жутких микробах, губительных генетических мутациях, о фризерных бомбах, способных вызвать оледенение, о геодеструкторах и глобальной санации почв и атмосферы. Есть из чего выбирать! Вас это не удивляет? Не длинный перечень оружия, а тот факт, что зло всегда творится с меньшими затратами и с большей легкостью, чем добро? Наступил вечер, мы принялись собираться, но Шандра еще успела расспросить меня, что же случилось потом с летнеземельцами. Ничего хорошего, насколько я помнил: приверженцев Клерака частью перебили, частью покарали старением, война увяла, и начался дележ добра, шахт, заводов, фабрик и земель, бывших прежде имперским достоянием. Летнеземельцы хотели все устроить по совести, создав с этой целью множество компаний, комитетов и комиссий по приватизации, которым и достался весь навар. Теперь у них правительство национальной справедливости: земли, заводы и власть принадлежат самым активным горлопанам, а остальное население поделено на двадцать категорий, носит дерюжные одежды и питается вареной брюквой. Мрачное местечко, доложу я вам! Не Рай, отнюдь не Рай! За нами пришла машина, мы спустились вниз и отправились в театр. К балету я испытываю смешанные чувства. С одной стороны, танец и музыка чаруют меня; что может быть прекрасней человеческих тел, их плавных либо стремительных движений, их грациозной гибкости, их пластики, выразительной и одухотворенной?.. Но есть и другая сторона медали — отсутствие текста. Человек — животное, способное говорить, большую часть информации мы получаем именно этим путем, и никакая пантомима не заменит мне острого словца, едкой реплики или возвышенного монолога. Впрочем, как бы я ни относился к балету, я посещаю представления едва ли не в каждом из обитаемых миров и обычно ухожу с чувством, что деньги потрачены не зря.

Так случилось и на этот раз. Тяга к биологической науке совсем не вредит искусствам малакандрий-цев — пожалуй, даже придает им большую естественность и тонкость и, несомненно, большую глубину. В данном случае либреттист и постановщик не пытались копировать все злоключения Регоса, избрав свою оригинальную трактовку, и многие сцены привели меня в восторг. Скажем, та, где он в отчаянии и гневе сражается со своими путами… Конечно, я знаю, что его развязали роботы, однако здесь натурализм неуместен; искусство танца взывает не к разуму и логике, а к чувствам. Была великолепна и заключительная сцена пыток: злодей-император, прикованный к стрелке гигантских старинных часов, поднимался вверх с каждым шагом маятника (что символизировало нарастающие муки), а Регос кружил вокруг него в стремительном яростном танце. Не уступал солистам и кордебалет, изображавший придворных Клерака, его гвардейцев и киберов с “Алисы”; восхищенный, я упивался огненной феерией в звездных небесах, когда под гул барабанов и звон литавр танцоры-роботы собирают гигантское орудие мести. Во время всего спектакля настоящие роботы не раз заглядывали в нашу ложу — с цветами для миледи Киллашандры. В букетах нашлись и записки; половина — любовных, с такими же недвусмысленными намеками, как от злодея Клерака, а половина — деловых. Дамы и кавалеры Фотсваны хотели узнать, где принцесса раздобыла такие жемчуга — возможно, привезла с Земли, как и серебряные статуэтки? Всем этим корреспондентам я переслал адрес лавочки Ван Роха; что же касается букетов с любовными посланиями, их мы отправили в дар труппе. Не был забыт и режиссер — ему я послал видеодиски с “Погоней за Гамрестом”.