Рогач кивнул.

— Но я этого не сделал! Кто-то или что-то сделало это за меня. Я опоздал, понимаешь? Я почти решил это сделать — не мог только решиться действительно отнять у Мара жизнь. Мы же выросли вместе и первые двенадцать лет считали друг друга родными братьями. Это не так-то просто — отнять жизнь у брата, пусть и сводного. Ты понимаешь… по глазам вижу, что понимаешь… Будь это кто-то еще, я бы не колебался и давно все сделал. А с Маром вышла промашка. Пока я думал, пока решался, пока колебался — все и случилось. Я этого хотел, но я этого не делал. Вмешались другие люди и сама судьба. Но это должен был сделать я. Понимаешь? И когда это случилось, я…

— Почувствовал себя обесчещенным, — глухо промолвил Холодный Туман, тоже отбросив формальности.

Да, он знал или догадывался о чем-то в этом роде. В его племени, если кто-то бросал вызов на бой ради самки, считалось нарушением всех обычаев вмешиваться в происходящее. Даже самка, из-за которой спорили, не имела права высказывать свое мнение, а должна была спокойно и смиренно ожидать решения своей судьбы. Нельзя было ни отговаривать противников, ни взывать к примирению сторон, ни тем более пытаться спасти жизнь одному из них, убив соперника. Это значило, что второй самец настолько слаб, что не в состоянии даже самостоятельно выйти на бой, и все его притязания — бахвальство и ложь. В прежние времена такого «победителя» казнили — подобный лжепоединок не мог завершиться его победой. Еще хуже, если это было убийство из-за угла. В этом случае смерти подлежал и доброхот, причем убить его должны были собственные родители, как обесчестившего род.

— Да. Но люди не совершают ритуальных самоубийств, если задета честь такого рода. Я мог отмыться только одним способом — попытаться найти, кому и зачем была выгодна смерть Мара. Я сделал вид, что у меня есть важные дела, требующие немедленного отъезда. Сам затаился, стал выжидать, наблюдать, пытался делать выводы. Увы, за три месяца не произошло ничего! Абсолютно ничего, что дало бы мне зацепку. В конце концов мне надоело ждать. И ведь все эти месяцы я не видел свою женщину… Почти три месяца! Это долго. Тогда я решил выйти из подполья и поискать того, кто вместо меня совершил это убийство. Кто так вовремя избавил меня от Марека Боуди, как раз в тот самый момент, когда я был уже готов пойти на крайние меры.

— И оказался здесь, — кивнул рогач.

— Да, и оказался здесь. Агни ненавидит меня, думает, что это я убил Мара. А я просто не успел его убить! Моя вина только в этом! Но я бы мог убедить ее, мог заставить полюбить себя, заставить поверить… Ведь я люблю ее. На самом деле люблю.

Рогач осторожно положил перо.

— Я не буду этого записывать, — сказал он. — Но если ты настолько хорошо знаешь наши обычаи, то должен понять, что настоящий преступник должен быть убит. Если не рукой своего отца, то твоей. И тогда тебе не миновать наказания — уже за это, несомненное, преступление.

— Догадываюсь. Но, — он поднял голову, посмотрел на следователя, — я знаю еще кое-что… Если, например, это будет поединок… Дуэль… Я участвовал в дуэлях, кодекс знаю. Дуэли не запрещены — сейчас нет никакой войны.

— То есть… — Холодный Туман внимательно смотрел на свои записи, и Ариэл много бы дал за то, чтобы понять, какие мысли бродят в этой рогатой голове. — То есть ты хочешь сказать, что, едва очутившись на свободе, кинулся бы искать своего… соперника, после чего провел бы с ним поединок по всем правилам, сохранив свою честь?

— Да. Сохранив свою честь. Именно так. Я офицер в отставке и прекрасно знаю, что такое честь. Лейтенант королевской армии, двадцать шестой линейный гвардейский полк. Я уже говорил это.

Рогач взял-таки перо и сделал несколько пометок.

— Но мы в любом случае не можем вас отпустить… просто так, бывший гвардии лейтенант Ариэл Боуди. — Тон его опять стал сухим и официальным. — Нужны веские причины. Более веские, чем вызов на дуэль. Причины, которые описаны в законах вашего мира, мира человеков. Например, чье-либо поручительство. Или внесенный залог. Вы знаете кого-либо, кто может выступить поручителем или внести залог? Ваша женщина? Ваше начальство? Ваш… э-э-э… другой какой-нибудь родственник?

Ариэл с готовностью ухватился за эту идею. Нет, мастер Молос и тем более ректор университета и пальцем не шевельнут ради его спасения. Агния тем более откажется. Родственники Марека? Госпожа Парата Боуди? Еще чего не хватало! Никто из тех, кто носил или носит эту фамилию, не считает его своим. Разве только…

— Есть одна женщина. Она может… должна захотеть мне помочь. Если не она…

Если не согласится и она, шансов выйти на свободу законным путем практически не остается.

— Это ваша родственница?

— Почти.

— Она влиятельна? Обеспеченна?

Он кивнул, и рогач, помедлив, подвинул ему чистый лист и чернильницу.

Слишком короткая цепочка ручных кандалов мешала. Тщательно подбирая слова, Ариэл написал несколько строк и протянул письмо следователю. Тот внимательно прочел и само послание, и подпись, опять согласно качнул рогатой головой и, сложив лист, капнул воск. Запечатал и протянул.

— Извольте надписать адрес, кому и куда доставить.

— Особняк герцога Ольторн, ее сиятельству герцогине Ларисе Ольторн в собственные руки.

— Ого! — только и вымолвил Холодный Туман, но спорить не стал.

Семейство Ольторн являлось одним из самых родовитых и уважаемых в столице. Сам герцог много лет был посланником империи в сопредельных странах, являлся одним из руководителей разведки, причем не только внешней, но и внутренней. И если у сидящего перед следователем человека там есть связи, то посадить его в тюрьму за убийство будет очень трудно. Нет, рогач не испытывал к человекам особой расовой ненависти, но, чтобы удержать за собой это кресло, ему необходимо доводить до конца каждое из порученных дел. То есть найти виновного во что бы то ни стало и как можно скорее.

Вернувшись в камеру, Ариэл опустился на колени перед койкой, упираясь локтями в тощий матрас, спрятал лицо в ладонях и взмолился Первопредку, чего не делал со школьной скамьи.

«Пожалуйста, пусть будет так, как я хочу! Тебе ведь не трудно — даже пальцем не надо шевелить! Я все сделаю сам. Ты только мне не мешай. И пусть никто не мешает мне! Дай выйти отсюда. Дай найти того, кто меня подставил. Дай доказать Агни, что я ее люблю! Мне больше ничего не надо. Я… я даже не буду его убивать, этого типа. Я даже не нападу на него первым… Но дай мне отсюда выйти».

День тянулся неимоверно долго. Ариэл то мерил камеру шагами, то падал на койку, стараясь не поддаваться отчаянию. Бездействие оказалось утомительным.

Наступило время ужина. В коридоре послышались шаги, лязг задвижек, скрежет замков. Дошла очередь и до него, но вместо тюремного сторожа с миской супа на пороге возникли два констебля:

— На выход. С вещами!

В третий раз переступив порог знакомого кабинета, он увидел следователя. Холодный Туман опять быстро что-то писал.