связался с фашистскими ребятками. В его новом офисе на Комендантском появилось свое политтехнологическое агентство. К нему зачастил Бабурин. А особое положение в криминальном мире города позволяло Шутову не бояться зашквара — он стал собирать вокруг себя активистов нетрадиционной ориентации. И создал команду, которая писала книги под его именем: «Собчачье сердце» и так далее. Помогали творить (не бесплатно, конечно) специальные копирайтеры. Записывали байки Шутова на диктофон, обрабатывали литературно, вставляли диалоги и «гэги», придумывали эпизоды… Ну а байки травить Юрий Титыч мог блестяще — нормальная зэковская манера. Был он блестящим балаболом.

В какой-то момент они с Невзоровом разругались в пух и прах.

Как потом утверждал Александр Глебович, Шутов заказал его устранение. Верю. Ибо он вполне мог. В 1997 году убили председателя КУГИ[319] Маневича. Подозрение пало на Шутова. Ну не на самого Титыча, а на его команду. На поминках в Мраморном дворце Чубайс сказал:

— Мы найдем эту мразь, взявшую воровские деньги!

Я потом спросил его прямо:

— Титыч?

Чубайс кивнул:

— Пока не точно, но девяносто девять процентов.

Думаю, что последующая посадка Шутова и пожизненный срок, как и смерть в колонии, — дело рук Анатолия Борисовича. Мне, по крайней мере, так кажется.

Шутов неоднократно выступал в моей программе «Вавилон» на «Русском видео». Каждый раз я сопротивлялся до последнего. И каждый раз меня настоятельно просил взять его в эфир Михаил Мирилашвили, президент компании: «Ну пожалуйста!» Приказывать он не мог, но нагадить — запросто. Я соглашался и слегка глумился над собеседником во время эфиров, что приводило Шутова в бешенство. Однажды в клубе «Метро» четверо обдолбанных братков из его банды пытались меня порезать, но я рассмеялся им в лицо.

— Кто будет вашему отморозку давать эфирное время, если вы меня убьете? Вас же Титыч порвет на свастики!

Братки опустили ножи:

— А Шутов сказал, что ты сука и тебя надо порешить.

Нет, я не такой смелый, конечно! Но я понимал: бесплатно Шутов не убивает. Потому что хоть и больной на всю голову, но убийство журналиста — это товар. Дорогой. И хлопот не оберешься. Потом я увидел этих парней в клетке, когда судили банду. Дебилы. Сели надолго. Ну а сам Шутов умер в колонии для пожизненно осужденных. Говорят, сейчас его вспоминают как борца с путинизмом и публициста. Ну так тоже можно…

ПЛЕМЯННИК

Общие черты у них все же были: авантюрность, безбашенность, самовлюбленность и отсутствие рефлексии. Но Сашок — маленький, суетный и незаметный. А «дядя» все-таки был крупным мужчиной с косолапой размашистой походкой и громким голосом.

И в историю вошел. Помню, как-то в адвокатском офисе Коллегии имени Анатолия Собчака я ждал встречи по какому-то делу с известным адвокатом Новолодским, и тут зашли клиенты — явно провинциалы, отец с сыном. Молодой человек увидел на стене портрет: «Смотри, папа, это же отец Ксюши!» Да, прославился бывший университетский профессор и заведующий кафедрой хозяйственного права СССР в Университете имени Жданова. Я вот всегда думал: как можно было преподавать то, чего не существовало никогда?

Позвонил мне с одной просьбой гендиректор завода «Петмол»[320]. В ту глухую кризисную осень 1998 года из-за скачка цен в Петербург перестали завозить финское молоко в прежних объемах и внезапно стала подниматься отечественная сельхозпромышленность. А вот рекламировать старые советские заводы себя не умели. И меня попросили разработать для «Петмола» идеологию рекламной кампании. Мы разработали и на полученные средства создали утренний канал на областном телевидении «Добрый час».

Отказать в просьбе директору фирмы-спонсора я никак не мог, но Валентин Поляков все равно многократно извинялся и очень просил его понять. Было ясно, что на него надавил кто-то очень влиятельный и сильный. А просил меня директор уделить немного времени, как он сказал, «племяннику Собчака», который приехал в Петербург и осуществляет инвестиционный проект. И хочет встретиться со мной. Если возможно, сегодня в полночь. В клубе «Голливудские ночи».

Я приехал. «Голливудские ночи» были забавным местом. Раньше там был роскошный ресторан «Норд». Еще дореволюционный. В начале девяностых его приватизировали тамбовские. Подтянули инвестиции, кинув каких-то американцев, и создали ночной клуб, казино, ресторан, торговые ряды и парочку встроенных борделей, в которые с улицы было не попасть — заведения только для своих. А в клуб с улицы пускали студенток, жаждущих приобщиться к эстетике Чикаго тридцатых годов. Поэтому там создалась вполне определенная атмосфера: что-то похожее на вечер танцев в военном училище, только вместо курсантов были братки, а вместо офицеров политотдела — бригадиры, присматривающие за личным составом. Если кто-то себя неправильно вел, всю бригаду в следующий раз не пускал фейсконтроль. Шуметь по этому поводу было нецелесообразно: со второго этажа мог спуститься Глущенко или Ледовских, Кудряшов или сам Кумарин[321]. И объявить штраф тысяч в пятьдесят. Так что вели себя все тихо. Пили текилу, закусывали лимонами и респектабельно стояли вокруг танцпола, где под техно демонстрировали темперамент три-четыре сотни девиц, одетых в турецкие коктейльные платьица.

На этом празднике жизни и подвели ко мне этого замызганного нелепого Сашеньку. Подвел, по-моему, сам Михаил Глущенко, депутат Государственной думы, с погонялом, за которое Цукерберг банит на «мордокниге»[322] без предупреждений. Знатный персонаж, конечно, был. С депутатским значком-флагом из эмалированного томпака[323]. В компании с формальным владельцем «Голливудских ночей» Славой Шевченко, тоже бандитом и тоже депутатом Госдумы. Был там и братец его Сергей. И, что характерно, тоже совладелец и депутат, но городской, петербургский. Хотя от этого не менее тамбовский. Судя по всему, они специально ждали меня. И эта «высокая честь» несколько напрягала. Племянник Собчака пританцовывал на месте, радуясь празднику, который был внутри, и шмыгал пересохшим носом: слизистая оболочка явно не могла переработать такое количество сосудосуживающего алкалоида. Лицо у него было синее, как у утопленника. Глущенко толкнул его локтем в бок: эй, поприсутствуй, болезный, пора прочухаться. Санек смотрел отсутствующим взором сквозь меня, но удар мастера спорта по боксу привел его в чувство:

— Мы, короче, это… будем строить сеть минетных. По всему городу. Нам, короче, это… реклама, короче. Ну типа нужна.

— Сеть чего? Монетных?

— Да нет, минетных. Отсосать, подрочить. По-быстрому. И недорого. В кабинках. Идет клиент, а у метро это… ну и это самое… Короче…

— А я тут при чем, извините?

— Так это… ЛЮДИ говорят, ты с телевидения. Ну и мы это… заплатим.

Мы обменялись визитками. Встреча была обставлена так, чтобы я понял: это не бред обнюханного коксом ушлепка, а ПРОЕКТ. И