– Ну что, полегчало?

Рука сына Мина переместилась ей на бедро.

– Нет, – сказала она. – Ни капельки.

Он рассмеялся. Мойра повертела головой, ища глазами Лестера и Игнасио, но они куда-то исчезли. Рядом оказалась только Туве. Мойра встретила ледяной взгляд норвежки, которая не танцевала, а шпионила за ней, и вздрогнула.

Джулиус прошептал ей на ухо:

– Видела, как вон тот тип на тебя смотрит?

Она поморгала глазами, как сова, силясь сосредоточить взгляд на маленьком человечке, что сидел напротив нее. Диван был явно велик этому коротышке лет шестидесяти-семидесяти. Надо же, в жизни не видела таких потешных стариков: тельце как у ребенка, а огромная голова сидит на плечах, как тыква, которую приплюснули гидравлическим прессом, и она так и осталась вширь больше, чем в высоту.

Маленький китаец с большой приплюснутой головой блаженно улыбался, потягивая через соломинку нечто кроваво-красное – то ли томатный сок, то ли коктейль «Кровавая Мэри». Его сонный блестящий взгляд говорил о том, что он пьян в стельку. За спиной у него целовались две какие-то девицы.

– А кто это? – спросила Мойра вязким голосом, и ей показалось, что каждый слог растягивается до бесконечности.

– Один из самых успешных людей в Китае – и один из самых больших волокит. Менеджер по электрооборудованию и кондиционированию воздуха. Половина всех кондиционеров в Гонконге установлена его группой. У него солидная позиция на рынке электросетей в Португалии, Италии и Греции, и он заявил, что намерен вложиться в компании «Пятьдесят герц» в Германии и во французскую «Энжи». Его состояние весит сто пятнадцать миллиардов юаней. Неплохо, а?

«Чертовски огромный вес для такого крохотульки», – совсем по-идиотски сказала себе Мойра.

– А вон тот, – продолжал Джулиус, указывая на очень толстого молодого человека в мятой и мокрой от пота рубашке с расстегнутым воротом, – один из крупнейших в Китае производителей автомобилей. Его капитал весит сто миллиардов юаней, а сам он – сто пятьдесят кило. Ему тридцать пять лет. Он только что приобрел несколько виноградников в Борделэ, среди которых «Сент-Эмильон Гран-Крю». А еще он держатель тринадцати процентов акций автомобильного производства во Франции.

Ей удалось встряхнуться и сделать над собой невероятное усилие, чтобы сосредоточиться на словах Джулиуса.

– А вон тот – Ли Вэньхуань, – сказал он и указал на группу людей, причем Мойра так и не поняла, о ком речь. – Туризм, отельный бизнес и развлечения. Он и его отец – крупнейшие владельцы пятизвездочных отелей и кинозалов в мире, включая Соединенные Штаты. Во Франции они владеют большой группой гостиниц, купили одну из киностудий Голливуда и ухитрились выкупить объединение, производящее для Голливуда «золотые глобусы».

Рука Джулиуса поползла выше по бедру Мойры, но она ее слабо оттолкнула.

– А вон там – Тан. В прошлом году купил картину Пикассо за двадцать восемь миллионов долларов, и к тому же работы Коро, Шагала, Делакруа… И он не одинок: Ренуар, Рембрандт, Моне, Ван Гог… все большее количество шедевров переселяются в Китай.

Мойре стало трудно дышать.

– Сегодня здесь присутствуют шестеро миллиардеров, – продолжал Джулиус, – и все активно инвестируют за рубеж. Мы называем это цзоучуцюй, то есть «дух завоевания»… Благодаря этим гигантским излишкам Китай располагает резервом в три триллиона долларов: он может теперь купить все, что захочет. Необозримые просторы плодородных земель в Южной Америке, Африке и Азии, а также в Соединенных Штатах и Европе. В Австралии самое большое ранчо принадлежит китайцу. В Штатах китайская коммерческая группа выкупила самую крупную линию производства хот-догов… А во Франции китайцам принадлежат не только заводы и виноградники, но и тысячи гектаров хлебных полей, модельные агентства, парки аттракционов… Мы скупаем и футбольные клубы: «Интер», «Астон Вилла», «Манчестер Сити», «Атлетико», «Ницца»… Мы скупаем Запад кусочек за кусочком, Мойра. И аппетит наш не имеет границ.

Короче, его послушать – так Китай вот-вот скупит всю планету. Сознание ее немного прояснилось, и она спросила себя, а не обернется ли однажды этот «дух завоевания» духом войны? Кроме того, Мин Цзяньфен открытым текстом сказал ей, что Китай уже располагает самой большой и самой эффективной армией в мире.

– А ваш отец, он не придет? – медленно спросила Мойра, растягивая слова и еле ворочая странно большим языком.

Видимо, она сказала что-то такое, что Джулиусу очень не понравилось, потому что он бросил на нее злобный взгляд и, убрав руку с ее колена, холодно заявил:

– У моего отца другие дела.

Ее поразил этот неожиданно сухой и резкий тон.

Джулиус поднялся. У Мойры было сейчас только одно желание – уйти. Уйти отсюда. Ну, по крайней мере, найти какое-нибудь место, где не было бы этого грохота, и посидеть, закрыв глаза. Подождать, пока пройдет этот приступ черт знает чего. От пота волосы ее прилипли ко лбу.

Она встала – и сразу же снова села на подушки. Ее штормило. Вот дьявол, что же за гадость он ей дал?

«Милочка моя, поздновато задавать этот вопрос, не находишь?»

Умирая от жажды, Мойра протянула руку к своему бокалу. Но неловко задела его, и тот, ровно позвякивая, покатился по столу, расплескав по блестящей белой поверхности янтарную жидкость. Черт, она совсем пьяна и окончательно одурела…

Мойра повторила попытку, и на этот раз ей удалось встать, хотя держать равновесие было все так же трудно. Вот где она пожалела, что надела туфли на каблуках. Направилась в сторону туалетов, с ощущением, что плывет. Пошатываясь, сильно толкнула дверь в дамский туалет, и та стукнулась о стену. Сверкающие эмалью поверхности, зеркала и яркий неоновый свет ослепили ее, и она на секунду зажмурилась. Но было еще нечто такое, что заставило ее застыть на месте. Между двух раковин сидела, раздвинув ноги, откинувшись назад и прислонившись спиной и затылком к висевшему за ней зеркалу, Туве Йохансен. Глаза длинной белобрысой норвежки были закрыты, а изо рта вырывался хриплый крик. Руки ее покоились на огромной приплюснутой голове маленького шестидесятилетнего китайца, который, наклонившись вперед, совсем зарыл лицо между ее голых белых бедер.

Мойра в изумлении разглядывала эту картину: вывалившиеся наружу груди с напряженными сосками, задранную до живота черную юбку – в общем, всю бесстыдно выставленную напоказ белую шелковистую плоть.

Слева она уловила какое-то движение. Кабина была открыта. Внутри на унитазе сидел Джулиус Мин и молча таращился на сцену, которая разворачивалась перед ним, остекленевшими, ничего не выражающими глазами. Отворот его рубашки был запорошен белым порошком.

Мойра попыталась мобилизовать все остатки ясности сознания. Но затуманенный наркотиком мозг работал медленно, и она воспринимала все безразлично, как через вату. Даже такая гротескная сцена – шестидесятилетний коротышка в метр с кепкой, целиком провалившийся между ног двухметровой норвежки, – не смогла вывести ее из ступора.