и опасения, но он предпочел закрыть на них глаза, и теперь его оплошность вылилась в огромную непоправимую проблему. Ему оставалось надеяться, что это не первый опыт ее любви, потому что он собирался разбить ей сердце.

— Вы любите меня? — ядовитым голосом спросил артефактор.

Он развернулся, спускаясь на несколько ступенек вниз, и презрительно посмотрел девушке в лицо. Ему не составило труда сыграть оскорбленного любовным признанием преподавателя, но только Роланд знал, что удовольствия ему это не доставило.

— Вы посмели думать, что мое сносное отношение к вам, это проявление чувств? — процедил Ротмант, нависая над студенткой темной грозовой тучей.

Рея от бессилия сжала кулаки, но выдержала пытку стойко. Роланд даже позавидовал ей, потому что сам изнемогал от боли, когда Кассандра покинула его.

— Я был рядом исключительно по настоянию директора. Других причин помогать вам у меня не имелось, — сухо проговорил Ротмант. — Для меня вы были лишь экспериментом. Все, что я делал для вас, обусловлено желанием узнать нужную мне информацию.

Он добил ее так изящно и искусно, что от самого себя Роланду стало мерзко. Эта невыносимая невозможная девушка любила его, наплевав на совершенные им ошибки и прошлое. Его ‒ адепта темной силы и убийцу. Его — человека, не заслуживающего ни единого лучика света в своей никчемной жизни. Он поступил жестоко и чудовищно, когда в грубой форме отверг ее чувства и предал доверие. Но хуже всего, что он растоптал ее крохотную веру в то, что она больше не одинока.

— Ну что? Любовь ко мне по-прежнему пленит ваше сердце? — с издевкой спросил Ротмант, загоняя последний гвоздь в свой гроб.

Он видел, как стремительно гаснет свет в ее прекрасных голубых глазах, и ненависть к себе переполняла его. Рея тяжело сглотнула ком в горле и попятилась назад, медленно отступая. Ее тихие шаги отдавались эхом в его голове, и Роланд силился запечатлеть их, как напоминание того, что он мог стать счастливым, но опять беспощадно все разрушил. Она обняла себя дрожащими пальцами, словно защищаясь от него, и скрылась за стеной хлынувшего дождя, отдаваясь во власть суровой стихии. Ее стихии.

Глава 9. Чувства

Роланд шел к директору с тяжелым сердцем. Его мысли кружили вокруг Реи, болезненно напоминая об очередном неверном выборе и хрупком существе, которое он не смог защитить от самого себя. Видеть девушку почти каждый день превратилось в персональную пытку, и Ротмант намеренно истязался снова и снова, ища с ней встреч и задерживая на студентке долгий пронзительный взгляд.

Она страдала тихо. Без слез и истерик, держа все рвущие на куски чувства глубоко внутри и не позволяя им вырваться наружу. Как он ненавидел себя в моменты, когда замечал ее полные горечи и печали глаза, но не мог позволить испытывать любовь к ней. Ротмант отчаянно боролся и противостоял порывам сердца, потому что боялся испачкать Рею собой и своим темным прошлым. И она все еще оставалась его студенткой с разницей в возрасте, достигавшей почти семнадцать лет, и эта пропасть увеличивалась тем, что он начал практиковать темную магию, когда она держала в руках игрушки, и на протяжении всего обучения росла на его глазах.

Лестница под ногами жалобно скрипнула, словно передавая настроение Ротманта, и он обессиленно прислонился к стене, прикрывая глаза и заворачиваясь в плащ. Директор вызвал его еще утром, но он искал оправдания, чтобы не спешить к нему и успеть подготовиться к встрече. Безупречный воин и телепат терял хватку.

Кабинет Фабиана пестрел различными артефактами, сделанными для него Роландом и работающими практически беззвучно, и напоминал аскетичное пристанище любопытной души, обставленной со всех сторон книгами. Не стучась, Ротмант зашел внутрь, и Уильям поднял на него умудренные опытом бледно-голубые глаза. Директор скромно улыбнулся и поприветствовал вошедшего легким кивком головы, сразу же возвращаясь к изучению раскрытого на столе фолианта.

— Чаю, Роланд? — мягко поинтересовался директор, отпивая горячий напиток из своей белоснежной чашки.

— Я воздержусь, Уилл, — отчеканил Ротмант твердо и уверенно.

— Очень зря. Между прочим, дивный чай с кусочками малины, — маг не оставлял попыток напоить своего друга.

— Уильям, — тихо прорычал Ротмант, — ты не за чаем меня вызвал.

Фабиан вздохнул, хмуря белесые брови, и отложил книгу к краю стола. Оттягивать неприятный разговор больше не имело смысла, и тогда Уильям решил выдать все сразу и без предисловий.

— Твоя статья относительно мутаций в магическом мире была отклонена Советом, — с большой неохотой сказал директор.

Ротмант не ответил. На его скулах заиграли желваки, но внешне он оставался совершенно спокоен. Совет никогда не признавал трудов, над которыми артефактор проводил бессонные ночи, и Роланд не ждал, что очередное открытие сразу кого-нибудь заинтересует, но полное неприятие его исследований уже выходило за все рамки. Чистая злость полилась по венам Ротманта, и стоящие вокруг магические приборы опасно засверкали.

— Мы попробуем еще раз, Роланд. В конце концов, есть еще больница Святого Саймона, — произнес Фабиан, поглаживая подбородок и наблюдая, как артефактор мерит шагами его кабинет.

— В больнице Святого Саймона ей даже не смогли поставить диагноз, — огрызнулся Ротмант.

— А как продвигаются ваши тренировки с ней? — с любопытством, свойственным только Фабиану, спросил он, отпивая приличное количество чая.

— После приступа я решил все прекратить, — Ротмант остановился посередине кабинета и намеренно смотрел в окно, а не в глаза директору.

Он нагло лгал, хотя всегда оставался честен с Уильямом. Ему все еще казалось, что друг не договаривает важную для исследований часть, да и правда вряд ли ему понравится. Роланд не мог сказать, что в процессе лечения у него появились чувства к Рее, которые, кстати, он до сих пор отрицал.

— Ее способности уже проявились? — Фабиан с интересом наклонился вперед, сцепляя длинные пальцы в замок.

— Ты что-то знаешь об этом?

Ротмант с подозрением перевел взгляд на директора, и его интуиция гудела от напряжения, не позволяя ему раскрыть тех фокусов, что Рея совершала с водой. Фабиан промолчал, и тогда Роланд решил привести аргумент, из-за которого у Уильяма не останется причин скрывать ответы.

— Я должен знать, кто она, чтобы продолжить исследования, иначе ее жизнь будет