Адриан, старея, все равно не переставал протестовать против нарушения клятвы и утраты «собственности святого Петра». Вместе с тем уважаемый защитник святого Петра ценил защиту своего необычного «второго святого отца». На самом деле Шарлемань принес мир под королевской властью.

Месяцы спустя после победы у подножия горы Вултури у Адриана появилась причина оценить это. Из своей твердыни на Дунае авары, непризнанные властители Востока, совершали жестокие набеги.

Такие большие беспорядки для наблюдательного аварского кагана открыли возможности для прибыльных грабительских рейдов. Осторожно обследуя местность, его всадники ездили в нагорьях Баварии и спускались через перевалы Карнийских Альп в плодородную долину реки По.

В верховьях Дуная хранитель границы Герольд дал отпор непрошеным гостям. Ниже по течению, во Фриуле, опытный Эрик собрал своих тяжеловооруженных всадников из франков и отбросил захватчиков от замка, аббатства и горного перевала. Перед опасностью вторжения аваров христиане добровольно объединяли все свои силы для совместной защиты.

Шарлемань не мог предвидеть, когда авары пойдут в наступление, но его границы были к этому подготовлены. С помощью одного ловкого хода он превратил мятежных баваров и беневентанцев в союзников, отражавших атаки византийцев с моря и налеты диких кочевников на суше. Опрометчивый Кёрл, раздувший огонь ожесточенной вражды и отвергнувший в порыве гнева свою жену-лангобардку Дезире, стал дальновидным и проницательным государственным мужем, освободившим своего вероятного врага, Гримвальда. Несчастный вождь, который когда-то вслепую направлялся к своему первому альпийскому перевалу на горе Ценис и потерял лучшую часть своей армии при Ронсевале, выучился до некоторой степени самому трудному искусству – вести войну без сражений.

Он старался обучить своего старшего сына Карла командовать армиями и вести их в бой в то время, как другие сыновья Хильдегарды, Пипин и Луи, завоевали признание и даже почет как короли Италии и Аквитании.

Год закончился, и Шарлемань послал сообщения Арно из Зальцбурга и хранителям дальних границ. Он сам придет, чтобы защитить их от язычников, славян, богемцев и аваров. Свое слово он намеревался сдержать.

Неторопливо, с крестьянским упорством, монарх с берегов Рейна прокладывал себе путь к новому владычеству. По его мнению, оно походило на град Божий, описанный вдохновенным Августином. Его подданные стали верными и преданными, будь то бретонцы, тюринги или саксы.

– Твои подданные, – признал Алкуин, – настоящие христиане.

Широко раскинулись границы этой будущей нации. Он мог бы еще сильней их расширить до края Студеного моря и на таинственный неизвестный Восток за пределами Адриатики. Для начала следовало эту границу отодвинуть за страну аваров. В Ратисбоне, при дворе своего блестящего кузена Тассилона, Шарлемань подготовился к этому броску на Восток.

Однако к концу года он отправился восвояси, чтобы отпраздновать Рождество. Не задерживаясь в Ингельхейме, где Фастрада расположилась в роскошных апартаментах, он погрузился на корабль и поплыл по Рейну с попутным ветром туда, где лежала выщербленная мостовая заброшенной римской дороги, ведущей к Аква-Гранум.

На этом перекрестке дорог Шарлемань, купаясь в теплой сернистой воде и охотясь на медведя в лесу, распевал праздничные рождественские песни, к немалому удивлению его паладинов и членов Академии. Он не праздновал здесь Рождество в течение 20 лет – с тех пор, как умер его отец.

Над долиной возвышался славный холм. С его склона открывался вид на скученную деревушку и римские руины. Бродя по холму, Шарлемань выбирал место для дворца вроде того, что находился в Павии, с колоннадой, протянувшейся туда, где мог бы стоять небольшой собор, посвященный Деве Марии. Он должен иметь те же очертания, что и собор Святого Витали в Равенне.

Размышляя над тем, кто же построит собор, он наслаждался, ловя быстрые взгляды деревенских девушек, благоговевших перед королем. От них исходило тепло и веселье, не то что от высокомерной и требовательной Фастрады. Эта долина казалась ему идеальным местом для нового города.

Письмо от Адриана еще больше усилило его восторг.

– Оно пришло – оно пришло наконец! – восклицал он. – Слаще меда.

В письме говорилось: «Мы получили твое блестящее и сладкое как мед послание из рук герцога Альвина. В нем ты выражаешь свое желание, чтобы мы даровали тебе коллекцию мраморных скульптур из дворца в городе Равенне, а также мозаику с пола и стен церквей. Мы охотно удовлетворяем твое желание, потому что благодаря твоим королевским усилиям церковь твоего покровителя святого Петра постоянно пользуется всяческими благами».

Теперь он нуждался только в ком-нибудь, кто спроектирует его главные строения, а также в строительных материалах для стен, которые были бы получше римской штукатурки или франкских бревен и соломы.

Много лет спустя старый солдат рассказывал веселому монаху из монастыря Святого Галла:

– Ну конечно, самый находчивый великий король сказал своим подданным: «Давайте не будем растрачивать этот день попусту; давайте построим себе что-нибудь на память о нем. Давайте поспешим и построим маленький храм, где мы сможем позаботиться о служении Господу». Как только он произнес эти слова, его вассалы разбежались в разные стороны, собирая известь и камни, дерево и краску и приводя с собой опытных рабочих. В промежутке между четвертым и двенадцатым часом этого дня с помощью воинов и дворян они выстроили такой собор, со стенами и крышей, лепным потолком и фресками на стенах, что никто из тех, кто видел его впоследствии, не верил, что собор построили за день, а не за год.

Примерно в это время между Шарлеманем и его франками наметился раскол. Хотя он сумел подавить дикость и варварство языческих пограничных областей, король неожиданно для себя оказался не в состоянии обуздать свирепость собственного народа. Побеждая итальянцев и баваров, Шарлемань действовал силой терпеливого убеждения; в родной стране он вел себя с жестокой решимостью.

Вина за это лежала на Фастраде. «Наш король, обычно такой милосердный, становился жестоким и требовательным под ее влиянием». Возможно. Она могла навязать ему свою волю. Однако бунт, вспыхнувший в последующие годы, был вызван не столько ее характером, сколько его неспособностью править растущими владениями за пределами своего местопребывания.

Первые признаки раскола проявились в Рейнской области вместе со старой обидой воинов-ветеранов, вернувшихся к бесплодным полям и нищим домам. Их соседи, избежавшие королевской мобилизации, по крайней мере, имели запасы зерна, и по их полям бродили тучные стада. Более того, те верноподданные, переходившие через Альпы в этот раз, не получили своей доли трофеев сразу после победы над лангобардами. Похоже, что серебряные слитки и подарки Тассилона и Арихиза попали в «дар» Фастраде, а она не собиралась расставаться со своим сокровищем.

В следующем, 789 году несгибаемый король созвал свое войско, чтобы разорить славян за Эльбой, где глиняные и соломенные деревушки платили слишком маленькую дань местным воинам. Многие вассалы, чтобы остаться дома, ссылались на болезнь или бедность. Некоторые исчезали в непроходимых лесах, увеличивая армию непокорного люда, который добывал пропитание охотой, а состояние – грабежом.