— Неплохо, да? Вот и вкалывай, а я разбойник, а не лесоруб! — Горластый разошелся, перестал стесняться своего писклявого голоса. — Я согласен махать топором, только по головам, а не по этим веткам! А наша госпожа заморская на пне расселась — вон, гляди, пальчиком не изволит пошевелить!

— А какой интерес быть за главного, если со всеми бревна таскать? Она присматривает, чтоб никто от работы не отлынивал… ты хоть для виду топор возьми! Опять-таки не развалишься, если малость сучья пообрубаешь. А она свое дело сделала, когда эту лощинку нашла. Удачное место: скалы со всех сторон…

— Во-во, удачное. Как отыщут нас стражники, как зажмут в этой мышеловке…

— Не каркай. Сюда тропку и не заметишь. А вдоль ущелья белобрысая четверых часовых рассадила. Я сам на дерево доски приколачивал — будем по очереди сидеть, как в гнезде. Видно издали — ну, каждый листик, что еще с куста не сорвался! Птица не пропорхнет, мышь не проскочит…

— Мышь, может, и не проскочит, рожи вы кошачьи, — гаркнул вдруг сзади нехорошо знакомый голос. — А вот я вам не мышь!

Разбойники разом обернулись, вскинув топоры.

Седые патлы вразлет по ветру. Злющая беззубая улыбка. Рука, сжимающая увесистый посох. Глаза, странно молодые на круглом старческом лице.

Бабка Гульда!

Стоит себе, нагло посмеивается, наслаждаясь оторопью разбойников. Еще и издевается, змеюка старая:

— Это вас ксуури к работе приставила? Ой, как хорошо-то! Трудитесь, парни! Да радуйтесь, что на свежем воздухе топорами машете, а не в каменоломне на цепи!

— Надо же… — вымолвил Горластый, придя в себя и яростно стиснув топорище. — Явилась, ведьма старая! Хватило нахальства! Ну и как тебе, бабушка, с нашей встречи жилось? Больше житься не будет!

— А вот мне интересно, — угрюмо процедил Бурьян, — как она мимо часовых прошмыгнула? Тропка одна, парни на нее в восемь глаз таращатся…

— В семь, — поправила бабка. — Один — одноглазый… Да и вы б меня не заметили! Просто вижу: старые знакомые. Дай, думаю, подойду, поздороваюсь…

— Я с тобой сейчас поздороваюсь! — мечтательно выдохнул Горластый. — Я с тобой, жаба старая, так поздороваюсь! Я тебе покажу, как всяких чудищ на людей натравливать!

— Не забыл? — прищурилась вредная старуха. — А глянь-ка вон на ту кучу веток: не боишься, что она сейчас ка-ак зашевелится?

Разбойники опасливо покосились на груду сосновых ветвей. И почудилось им вдруг, что лапник рассыпался, открыв чешуйчатую голову со сверкающими глазами и жуткими клыками…

— То-то! — хмыкнула Гульда, проходя по тропе мимо ошалевших парней. — А то мало прошлый раз на дереве насиделись! Следующий раз столько просидите, что гнездо вить начнете!..

Появление Гульды произвело в лагере переполох. Парни побросали работу и столпились вокруг этой загадочной особы. Вид у разбойников был отнюдь не героический: в лапах оружие, в глазах смятение, в душах паника. Откуда взялась зловредная ведьма? Каким манером проскользнула мимо часовых? А главное — что нужно ей от лесных бедолаг? Не зря же так сварливо причитает: мол, грабителям, душегубам и прочим мерзавцам можно загладить свои грехи, если быть щедрее к бедной, одинокой, беззащитной старушке!

Она замолчала лишь тогда, когда сквозь расступившуюся толпу ей навстречу шагнула Уанаи. Деревенская ведьма бестрепетно встретила голубой льдистый взгляд, который мог бы вселить ужас в матерых головорезов.

Тревожная тишина нависла над потаенной горной лощинкой. И почудилось оробевшим лесным бродягам, что в холодном лесном воздухе легко звякнула сталь. Словно два клинка пробуют друг друга — не смертная битва, а так, проверка мастерства…

А затем рожа Гульды расплылась в добродушной ухмылке, словно ведьма повстречала давнюю подружку. А ксуури поклонилась и широким приветственным жестом повела рукой в сторону грубо сколоченных козел, накрытых досками, которые служили разбойникам столом.

— Лаини слау, тали! Добро пожаловать!

Разбойников так и отшатнуло от этих непонятных, опасных женщин. Нашли общий язык, змеюки, сшипелись!

— Не стану спрашивать, — журчала ксуури, — как прошла ты мимо моих постов. Не стану даже наказывать часовых…

— Да? — огорчилась Гульда. — А я-то надеялась, что ты им уши на затылке завяжешь.

— Завяжу еще, будет случай… У нас кабан жарится, сейчас угостим нашу дорогую гостью!

— Перекушу, перекушу, — снисходительно откликнулась Гульда, по-хозяйски устраиваясь на скамье. — Нищую старушку накормить — с богов вдесятеро получить…

Разбойники изумленно пялились на то, как их грозная атаманша обхаживает старую побирушку. Вот уже толстяк-кашевар тащит сочный, курящийся парком кусище кабанятины, да не как попало, а на единственном в лагере блюде! И с неприязненным видом бухает рядом кувшин с наррабанским вином — такой нектар на нищенку переводить!

Ксуури знай щебечет — угощает бабку. А та в уговорах не нуждается:

— Отведаю, милая, отведаю. Я за столом стесняться не люблю. Не у мачехи росла, по рукам не шлепали!

И орудует ножом, который, словно фокусница, извлекла из складок своего плаща.

Оторвалась от еды, утерла тыльной стороной ладони жирные губы:

— Ко мне-то ты ласковая, а о своих людях почему не заботишься? Ходят слухи, что у Спрута в Людожорке один из твоих ребят сидит.

Ксуури посерьезнела:

— Курохват? Верно, сидит. Я подумывала его освободить, но, как ни крути, выходит, что на этом деле несколько человек положить придется. Невыгодно.

— Очень вы, ксуури, расчетливые, — хмыкнула Гульда. — Выгодно, невыгодно…

Она обеими руками отодвинула блюдо. Атаманша выжидающе молчала. Разбойники тоже помалкивали, понимая, что деловая беседа только началась.

— Знаешь про подземный ход в замок? — спросила наконец Гульда.

— Знаю. И все знают. Внутренняя дверь не только заперта, но и заколочена снаружи досками. Начнешь ломать — свод обрушится, там ненадежная кровля.

— Все так, — кивнула Гульда. — Унтоус оттуда беды не ждет.

Только что она вертела в руках нож, измазанный кабаньим жиром… и гляди-ка — вместо ножа в ее пальцах большой железный ключ!

— Держи! А что дверь изнутри заколочена… будешь приятно удивлена, атаманша!

Ксуури задумчиво покачала ключ на ладони:

— Госпожа проделала неблизкий путь только для того, чтобы сделать мне подарок?

— Эта шлюшка Вастер спустила на меня собак. Хочу ей тоже развлечение устроить. — Верхняя губа старухи предвкушающе дрогнула, приоткрыв два зуба и черноту меж них.

— Но какое дело хозяйке замка до того, что из темницы сбежит разбойник?

— Это если вы окажетесь дурнями и утащите только своего дружка.