Не успел Макс прийти в себя после беседы, как в конце больничного коридора он снова заметил движение. Быстрой рысью к нему приближались Семен Ворошило и Рената Голдберг. Впервые за время, что Макс знал режиссера, тот был нормально одет. Тощие ноги обтягивали черные джинсы, до середины бедер скрытые видавшим виды теплым шерстяным свитером, а в руке он нес серый пуховик. Никаких обтягивающих кофт и штанов, никаких кричащих цветов а-ля Боря Моисеев! Лицо Семена, белое, как маска Пьеро, выглядело испуганным. Вид Ренаты тоже не радовал: без косметики она выглядела на все свои сорок с гаком, если не старше. Губы у нее тряслись, подбородок дрожал, а широко открытые глаза, и без того навыкате, едва не вываливались из орбит.

– Как он? – спросил Ворошило. – Что эскулапы говорят?

– Ничего не говорят, – пожал плечами Макс. – Андрей в операционной. Давно.

– Господи, что же будет, что будет?! – простонала Рената, закрыв лицо руками и падая на диван. – Премьера!

Даже Максу было очевидно, что при любом раскладе премьера не состоится. Замены Кожухову не существует, но даже если бы удалось ее найти, то за полтора дня подготовить артиста не представляется возможным. Они сидели рядком на диване, не разговаривая. Прошло часа два, и внезапно лифт заработал. Он не остановился на их этаже, а поднялся выше. Через некоторое время лифт снова зашумел, и, наконец, двери раскрылись, чтобы выпустить пятерых врачей. Один отделился от группы и направился к ожидающим, которые тут же вскочили на ноги. Врач оказался главным хирургом бригады – высокий, тощий человек с изможденным лицом.

– Вы все – по поводу Кожухова, я так понимаю? – спросил он, глядя на Макса, Семена и Ренату.

Они дружно кивнули.

– Значит, так, – начал хирург, – состояние пациента крайне тяжелое. Повреждение печени, кровопотеря огромная. За время операции сделано два переливания и, скорее всего, понадобится еще. Видите ли, – добавил он, читая недоумение на лицах слушателей, – ранения в печень опасны тем, что при этом теряется колоссальное количество крови. У пациента есть всего тридцать-сорок минут. В нашем случае, к счастью, «Скорую» вызвали вовремя. Те, кто оказывал первую помощь до прибытия врачей, правильно поступили, попытавшись зажать рану, чтобы приостановить кровотечение. Благодаря этому ваш друг жив. Однако это ни о чем не говорит. Последующие сутки будут критическими: если он их переживет, то…

Врач не договорил, но этого от него и не ждали. Видя, что люди, с которыми он разговаривает, не в состоянии что-либо ответить, хирург предложил:

– Идите-ка вы по домам. В ближайшие восемь-десять часов вряд ли произойдут изменения в состоянии больного, поэтому вы можете отоспаться и прийти завтра… то есть уже сегодня, – поправился он, посмотрев на часы.

– Какие его шансы, доктор? – спросил Семен, откашлявшись.

– Ну, знаете, мы не в Счетной палате работаем, – покачал головой хирург. – Но на вашем месте я известил бы родственников.

– Что же делать? – спросила Рената. – Мы… можем чем-нибудь помочь?

Врач вздохнул.

– Вы в бога верите? Если да, то молитесь – говорят, помогает!

* * *

На следующий день Рита появилась в театре только после трех часов дня: утро она провела, занимаясь делами Киры. Сначала получала ордер в прокуратуре, потом встречалась с «клиентом». Парнишка держался огурцом, но Риту не могла обмануть его бравада. Ему предъявили обвинение, а ведь до последнего момента она надеялась, что этого не случится. Очевидно, и сам Кира еще не до конца осознал, что происходит. Возможно, он думал, что это – просто дурной сон: вот он проснется, и все встанет на свои места.

Рита понимала, что не сможет защищать Киру в суде, так как никогда не работала по уголовным делам. В юности она мечтала заниматься именно этим, но отец настоял на том, чтобы дочь избрала более мирное и прибыльное направление в юриспруденции – корпоративное право. Придется искать хорошего защитника. У нее полно знакомых, специализирующихся в уголовном праве, но хороший адвокат стоит недешево, а Кирины родственники вряд ли могут оплатить такие услуги. Рита готова была и сама заплатить, так как чувствовала себя виноватой в том, что произошло с ее помощником, но дела в агентстве шли не слишком хорошо, а брать деньги со счета «Гелиоса» казалось ей не совсем честным – в конце концов, это, как ни крути, деньги Игоря. Он и так считает, что Ритино детективное агентство – кружок по интересам, которому требуется постоянная спонсорская помощь!

Идя по коридорам театра, чтобы поговорить с Максом о его отце, Рита была так занята своими мыслями о Кире, что не заметила, как из-за угла вывернул Женя Фисуненко. Они едва не столкнулись лбами.

– О! – воскликнула Рита, притормаживая в последний момент. – Какими судьбами?

– Хочу спросить тебя о том же, – ответил Фисуненко. – Байрамов ведь, кажется, на гастролях?

– На самом деле, он возвращался на пару дней, но снова улетает. Я зашла… обсудить кое-какие финансовые проблемы, – закончила Рита, не собираясь рассказывать приятелю об истинной причине своего появления в театре.

– Сомневаюсь, что Ворошило согласится обсуждать с тобой финансы!

– Это почему же?

– Да потому, что вчера здесь стреляли в Андрея Кожухова! Так что, подруга, их постановочка, похоже, накрылась!

– Стреляли? В Кожухова?!

Посмотрев на часы, Фисуненко предложил где-нибудь приземлиться и выпить по чашке чая. Рита согласилась. В театре имелся буфет, однако разговаривать там, где произошло преступление, казалось неразумным. Поэтому Рита предложила находящийся неподалеку ресторан «Розарио». Увидев цены, вывешенные на уличном табло, Женька присвистнул:

– Недешевое местечко!

– Я плачу, – предложила Рита.

– Ну уж нет! «Я не богач, но на два билета в Оперу у меня хватит», – процитировал он слова Шерлока Холмса в исполнении Василия Ливанова. – Мне дали премию, а вот в следующем месяце, похоже, я останусь на голом окладе, и все из-за вашего Костомарова!

Рита и Женя прошли в глубь ресторана, где их никто не мог потревожить. В ожидании заказа они продолжили прерванный разговор.

– Надо понимать, Костомаров так и числится пропавшим без вести? – спросила Рита.

– Точно. Театр твоего покойного папаши – просто какое-то заколдованное место! Ты вспомни: сначала его самого убили, потом вы с Байрамовым едва не загремели под фанфары, затем – Костомаров… А теперь еще и Кожухов в реанимации!

– Не забывай, что Иван Костомаров официально пока считается живым!

– Это так, – согласился Фисуненко. – Честно говоря, я был склонен считать, что его уже нет среди нас, пока…

– Пока – что? – спросила Рита. – Давай уж, вываливай! Я как-никак тоже имею ко всему этому отношение, хоть и косвенное.

– Ладно. Дело в пистолете, из которого стреляли в Кожухова. Видишь ли, мы обнаружили пистолет завернутым в полиэтилен. Странно, не находишь? Убийца стрелял в Кожухова, не вынимая оружия из пакета! В упор – у жертвы не было шансов. Так как выстрел произведен с близкого расстояния, наличие пакета не вызвало сколько-нибудь значительного отклонения в траектории пули. Судя по положению тела Кожухова в момент его обнаружения, дело обстояло так. Мужик вошел в гримерную, а там его поджидал убийца. Выстрел застал его у входа. Затем убийца бросил пистолет и вышел через ту же дверь.