— А как мы об этом узнаем? Ну, о мыше?

— Так у него же счетчик! Я ж показывал, помнишь? — подполковник оторвался от экрана и внимательно глянул на «дружище Слима». — Потом он свернет вот здесь, видишь? Еще здесь и здесь. Вот тут будет вертикальный канал. Будет интересно проверить его возможности в движении вверх.

— И он все время будет крутиться? Вот так, как сверло?

— Ну да, а как же еще? Там, где пространство пошире — он будет утолщаться, где поуже — становиться потоньше. Вот, смотри, что творит.

— Слушай, Эри, а когда он будет идти упираясь в кабели, он их не того?

— Ну что ты! — Эррол Фросси даже хохотнул. — Как бы они сами его не повредили.

— Да, а как это?

— Ну, если, не дай бог, попадет под сильное внешнее напряжение — произойдет электролиз внешних слоев пластика. Ну и… В общем, он не сможет двигаться.

— Значит, он очень уязвим?

— Ну, очень это сильно сказано. Естественно, уязвим. Это же не боевая машина, правильно?

— Комиссии Пентагона это не понравится, — предположил генерал, сразу же подумав о призовом фонде.

— Но ведь мы не дураки, чтобы афишировать наши слабые стороны, правильно?

— Понятное дело, — кивнул бригадный генерал Уошингтон. — И все-таки плохо, что он не будет под нашим постоянным контролем.

— Таковы условия конкурса, Слим, — развел руками подполковник. — Но до ближайшей развилки я сумею наблюдать за ним по эхо-сигналу, от его акустической системы ориентации. А потом, конечно… На все про все, по расчетам ему потребуется приблизительно пять — шесть часов. Потом будем встречать.

— Дай бог, дружище Эри, дай бог. Как вернется, отметим это дело. У меня в кабинете припрятана бутылочка «Бифитера».

— Мы ведь на дежурстве, Слим.

— Не смеши, Эри, — расцвел в чисто американской улыбке командир объекта «Прыщ».

Затем оба офицера пронаблюдали, как червь-сверло скрылся в загодя откупоренном вентиляционном отверстии. Однако увидеть свою чудо-машину им более никогда не пришлось. Уже после первой сотни ярдов движения, «Трубный лазутчик № 1» навечно ушел в область скрытого от человечества знания.

Нет лучшего бизнеса, чем игровые автоматы. Если, разумеется, плавать понизу, а не заглядывать в карманы Ротшильдов нефтяных картелей. Воровство женщин, девочек в смысле денег и масштабности, конечно, тоже покруче будет, но тут всякий эмоциональный напряг затеняет денежную суть. Да и попасться можно под раздачу. В некоторых ханствах за работорговлю, отсекают наточенной сабелькой все, что так или иначе торчит из туловища. Конечно, имеются и другие ханства, более продвинутые, то есть лихо скатившиеся на пару тысченок годков назад по лестнице прогрессивного видения. У них, кстати, в плане отношения с МВФ и прочими НАТО все складывается достаточно мило: послы, аудиенции, пикники с президентами без галстуков и чалмы. Но все ж таки игровые автоматы — это прям-таки песня. «Милый братец Буратино, зарой денежки, полей как следует и спи спокойно». Конечно, спать-то как раз не получится. Трубопроводы адреналина дуются с перегрузки — «Даешь пятилетку досрочно? С перевыполнением вдвое?!» Глаза у Пиноккио блюдцами, рот открыт, как у рыбы уже очищенной от чешуек. И пусть у этого Буро-Пиноккио монет и правда всего пять — десять… Вон их целая очередь! Мигалка рекламы уже накинула вожжи на глаза, слюни в предвкушении капают, карманы сами собой выворачиваются наизнанку. Тут даже не требуется натирать мозоли лопатой, выкапывая ямку для посева; дергай рычаг и греби жетоновый урожай. Конечно, если взойдет. Но вот говорят, Петя с проспекта Терешковой, так тот на последний рубль умудрился обуть «Три семерки». Разорил их прямо-таки. Салют в честь победы бубухал целый час. А еще говорят Антон из… А ну да, ну да, вроде закопали его недавно. Недолго радовался. Наверное, в той самой ямке. И уж тут хоть поливай, хоть не поливай, все едино ничегошеньки не взойдет.

Так вот, с этим бодрым бизнесом тоже надобно что-то делать. Ибо денежки, они только там из воздуха и выдуваются, а где в другом месте, так тута надо ручки мозолить, пот вытирать и, закусив удила, терпеть от утра до ночи, а то и наоборот. И главное, грошики медные опосля подсчитывать, и только, опять же как та рыба, рот приоткрыв, диву даваться, за что те да эти вычеты. А то, оказывается, складчина на покупку новой моечной машины, это — на спецодежду (коя вроде бы за свои же загодя куплена), ну а это, сами понимаете, у нашего шефа годовщина свадебки (ну да, ну да после того шестого развода); так неужели не участвуете? Не-е, у нас так не принято. Тогда уж, звыняйтэ, на ваше местечко кого поласковее найдем. Начальство, понимаете, требуется любить. Оно нас кормит, поит. А, вроде бы не ваше «день народження», и значит наоборот? Ну знаете, вы бы потише с заявами подобного вида, а то понимаете… У нас больничные не оплачиваются, а шеф наш ридный, если прослышит…

Короче, когда грошики вот таким неприятным, долгим и нетворческим образом зарабатываются, а затем в полминуты, под прилив адреналина, в жетонном виде, автоматом проглатываются — многое может случиться. Нервишки они у людей вроде бы тонюсенькие, а лопаются… Похлестче кранового троса будет. Никогда не видели? Деревянную доску «сороковку» рубит как масло, а человека… В общем, если что, позвоночнику сразу каюк. Так значит вот, когда эти нервишки сдают, бывает всякое. И главное, в отличие от троса, они могут еще некоторое время сохранять видимость прочности. И тогда этот самый человечек Пиноккио улыбается, говорит «Не повезло сегодня», а потом домой возвращается, петельку ременную на подмерзшую батарейную трубу и… Ну, или сразу, без петельки, если этаж проживания позволяет. А если не позволяет, то, может, все едино попробовать. Покалечиться-то можно и с третьего. А больничные, они… Или там, приходит Буратинко домой, а тут папа Карло: «Где мои деньги, сынок? Вот тут лежали. Копили семьей на «Азбуку» (или там, на задолженность «Чубайсу и К°». Не суть). В общем, опять же до смертоубийства доходит. Причем с обеих сторон. И даже если нет, что же? Тюрьмы-то, в страшном тоталитарном прошлом выстроенные, почему-то теперь в либеральном процветании усохли, стали на редкость маловместительны.

В общем, с «однорукими убийцами» требуется что-то делать. Есть, конечно, способ официальный, инициатива сверху. Как в некоторых ханствах: «Закрыть, перепрофилировать в двадцать четыре часа. А если нет, то…» Ведь за воровство-то ручки чекрыжат по локоток, ну а рукоятка автомата, после указа, тут же приравнивается. Но мы в ханствах не живем, нам демократические выборы раз в восемь лет превыше. И значит…

Другой вектор — инициатива снизу.

Итак теперь, после долгой спячки, в его теле заискрилась жизнь. Однако несчастная мокрица дала не избыточный запас энергии, так что ее все равно требовалось экономить. Нет, это не значит, что «Трубный лазутчик» намеренно принял такое решение. Ведь он, несмотря на большие, чем у миллиботов, размеры, тоже не обладал даже зачатками сознания. Просто, срабатывал алгоритм. В случае недостачи энергии, двигательные функции робота игнорировались, и все силы бросались на пассивное изучение окружающей среды: в пределах возможности заложенной в конструкцию аппаратуры, конечно. Поскольку первостепенной целью «лазутчика» оставался поиск мышей, то его акустические и тепловые датчики стали исследовать среду на предмет наличия чего-то теплого, шумного и движущегося.