ты не отвечаешь на мой вопрос?

Эолин вздохнула. Ее тело болело после долгого дневного путешествия по заброшенным пастбищам и остаткам леса. Ее руки и плечи одеревенели после того, как в сумерках она практиковалась в игре на мечах с Бортеном.

С наступлением темноты рыцарь занял позицию в нескольких шагах, чтобы быть в дозоре первым, Кел’Бару был рядом с ним. Острый слух Эолин уловил перемену в его позе, будто он повернулся, чтобы уделить больше внимания их словам.

— Потому что я тоже не уверена в будущем, — призналась она.

— Разорвет ли меня на части одна из тех тварей, которые убили Сирену? Так я и умру?

— Нет, Мариэль. Это никогда не произойдет. Нет, если мы можем повлиять.

— Ты не сможешь помочь, если пойдешь к королю. Ты будешь слишком далеко.

Сердце Эолин сжалось от этой истины.

— И ты берешь с собой меч, — продолжала Мариэль с волнением в своих словах. — Этот меч — единственное, что их убивает.

— Мы не видели ни одного Наэтерского Демона с тех пор, как покинули Южный Лес, — сказала Эолин. — Возможно, это был единственный, сбежавший из Преисподней.

— Есть еще. Я в этом уверена. Такое зло не может ходить по этому миру в одиночку.

Эолин замолчала, услышав комментарий Мариэль, отрезвленная мыслью о том, что зло может искать себе компанию.

— Дуайен Гемена часто говорила мне, что в этом мире нет зла, кроме того, которое мы создаем по собственному выбору.

— Тогда тот, кто создал этого монстра, был очень злым, и он мог создать не одного.

Эолин прижалась ближе к Мариэль. Ночь действительно стала холоднее.

— Давай представим, что ты права, Мариэль, и что в мире живых вырвались на свободу другие демоны Наэтер. Тогда мы должны предположить, что чары, которые я накладываю каждый вечер, отпугивают их. Так что, если ты выучишь эти чары и воспользуешься ими после того, как я полечу на север, ты будешь в безопасности.

Мариэль вздрогнула и подавила всхлип.

— Как долго мы с сэром Бортеном должны продолжать так? Брести по пустоши?

— Еще несколько дней. Он намеревается увести тебя на север, на земли своего отца, где спрячет тебя среди слуг своего дома. Там ты будешь в безопасности, пока король не придет на помощь Моэну или пока я не вернусь. А пока ты всегда должна делать то, что говорит сэр Бортен. Обещай мне это.

— Ты не делаешь так, как он говорит.

— Нет, — Эолин позволила нотку веселья в своем тоне. — Но я счастливая дура, потому что Боги сохранили меня в безопасности, несмотря на это. У них может не хватить терпения по отношению к тебе.

Что-то среднее между рыданием и смехом вырвалось из горла Мариэль. Ее плечи тряслись, и она судорожно вдохнула.

— Они все мертвы, да? Все наши сестры.

— Сэр Бортен настаивает, что они мертвы для нас, и в этом он прав, Мариэль. Мы не можем больше думать о них. Нашей первой заботой является благо королевства и будущее нашей магии. Тем не менее, в глубине души я верю, что Боги еще не призвали их домой. Я надеюсь, что однажды мы воссоединимся.

— Я скучаю по ним. Я хочу их вернуть, — слезы потекли по щекам Мариэль, и девушка заплакала. Вспышка принесла Эолин некоторое облегчение. Наконец стена молчания ее ученицы рухнула. Девушке от этого будет лучше, она сможет позаботиться о себе в обществе Бортена после ухода Эолин.

Она долго держала Мариэль в руках, шепча слова утешения, пока скорбь не сменилась усталостью, а затем и сном. Поцеловав девушку в лоб, Эолин плотно накрыла плащом плечи Мариэль. Затем она встала и стала искать компании сэра Бортена.

— Тебе тоже пора спать, — сказал он, когда она подошла, хотя предостережение было наполнено нежной заботой.

Ее глаза уже давно привыкли к прерывистому лунному свету, и она могла видеть его профиль, он осматривал сумрачный пейзаж. Он не дал себе взглянуть на нее, когда она села рядом с ним.

— Я не могу спать. Каждый раз, когда я закрываю глаза, меня посещают ужасные видения Адианы. Девочек. Людей, которые разрушили школу.

— Ты должна думать о будущем и верить в пришествие королевского правосудия.

Эолин постигла справедливость короля, когда она была девочкой. Гнев Кедехена ничего не оставил после себя, сравняв с землей ее деревню, убив невинных, уничтожив все, что она знала и любила. В те времена она ненавидела королевское правосудие и мечтала о мире, где такая жестокость перестанет существовать. Теперь она жаждала, чтобы от ее имени был совершен тот же ужас, чтобы все те, кто причинил эти страдания, пострадали от самого жестокого возмездия Акмаэля.

— Боже, помоги мне, — сказала она. — Боюсь, я учусь ненавидеть.

Эолин услышала, как Бортен изменил позу, и почувствовала твердую тяжесть его ладони на своем плече. Какой необыкновенный дар Боги дали людям, что они могли передавать такую ​​силу одним прикосновением.

— Ненависть, но умеренная, может быть мощным оружием, — сказал он.

Она кивнула, затем резко выдохнула.

— Дуайен Гемена могла бы кое-что сказать по этому поводу, будь она все еще здесь.

— Борьба, с которой ты сталкиваешься, принадлежит тебе, а не ей.

Эолин не знала, было ли дело в его словах или интонации его голоса, но призрак ее наставницы растворился в тенях.

Бортен вернулся к своему наблюдению за полями, а Эолин осталась рядом с ним в дружеском молчании. Влажный ветер шуршал листьями и травой; довольные песни сверчков и лягушек наполняли воздух ритмичным пульсом.

— Они ожидают дождя, — сказала она.

— Дождя? — в голосе Бортена отчетливо прозвучало недоумение. — Кто ждет дождя?

— Лягушки. Они ожидают дождя и очень ему рады. Это хорошая ночь, чтобы… — она сделала паузу, едва не сказав, что хочет найти себе пару, и вместо этого закончила. — Петь.

Бортен издал смешок, низкий звук, который она часто слышала в последние дни, несмотря на множество испытаний, которые они пережили.

— Твой разговор иногда бывает странным, Мага Эолин. Ты всегда уделяешь так много внимания маленьким созданиям полей?

— Конечно. Иногда мы находим величайшую мудрость в самом маленьком существе, сэр Бортен.

— Значит, ты склонна слушать лягушек, но не склонна слушать солдат?

Вопрос был задан с юмором, и Эолин улыбнулась.

— Да, пожалуй.

— А что еще говорят тебе лягушки, Мага Эолин?

Он взял ее за подбородок рукой, хотя Эолин этого и не заметила, настолько естественным было его прикосновение. Лицо Бортена было очерчено тенями ночи. Его мускусный запах глины и измельченных листьев окутал ее и лег на плечи, как старый, знакомый плащ.

— Не знаю, — пробормотала она. — Все, что