В общем, практически все, что умеет делать она, я тоже теперь умею. Даже знаю, что надо делать, когда муж и жена начинают спорить.

— Если один из супругов, — сказала мне как-то Яфит, — квартиру купить хочет, а второй — нет, я им в жизни ничего такого не скажу, чтобы они еще больше во мнениях разошлись. Наоборот, возьму иголку с ниткой и начну образовавшуюся между ними дырку штопать. В смысле, постараюсь помочь им к согласию прийти. Ты видел когда-нибудь, как в носке дырку штопают? Втыкают иголку с одной стороны дырки и протягивают нитку до противоположного края. И так зашивают дырку вдоль и поперек, пока она не исчезает. Для этого надо очень много терпения. Причем втыкать иголку нужно только там, где ткань еще крепкая. Иначе штопка быстро порвется.

— Точно! — говорю. — У меня мама именно так и штопает.

— «У меня мама именно так и штопает», — передразнила меня Яфит. — Сосунок ты еще, Коби, младенец совсем. Еще скажи, что ты со своей мамочкой каждый вечер дома сидишь.

Я обиделся, но проглотил обиду и смолчал.

Когда клиенты уходят, ничего не купив, Яфит тоже обижается, но тоже проглатывает обиду молча. Делает вид, что ей все равно. И только через какое-то время говорит:

— Ну и пусть уходят, и не надо. Я перевидала здесь уже столько людей, что сразу знаю, кто из клиентов — серьезный, а кто пришел просто так, чтобы мне мозги поканифолить. Я их уже насквозь вижу. Все им тут, видите ли, не так. И что? Я с ними спорить не собираюсь. Не нравится, пусть сделают ремонт. По сравнению со стоимостью самой квартиры, он обойдется им в сущие копейки.

Особенно мне понравилось, когда Яфит сказала:

— Одному тебе мне эту квартиру показывать не пришлось. Пришел и говоришь: «Покупаю!» Как это может быть? Не понимаю. Ты же ведь до этого даже не был ни в одной комнате. Как же ты мог в эту квартиру так втюриться? Ты что, через стены видишь, что ли? Или, может быть, тебе так сильно дверь понравилась? Или окна?

Когда я поехал с Морди в Ришон-ле-Цион во второй раз и сказал ему, что хочу снова сходить в квартиру-образец, он подумал, что это из-за девушки, которая там сидит. Когда мы высадили людей, я, как бы невзначай, ему говорю:

— Слушай, а ты не мог бы отвезти меня в район новых домов?

Я думал, что он не придаст этому никакого значения, но он вдруг взял да и раскипятился. Остановил машину и давай мне нотации читать.

— Если, — говорит, — это все из-за той девушки, — как ее там зовут? Яфит, что ли? — так вот если это из-за Яфит, я тебя туда не повезу, понял? Ты мне друг, и я не позволю тебе мои ошибки повторять. Пойми, я ведь тогда еще совсем ребенком был и думал, что это только игра. Ну, Фанни там и все такое, понимашь? Я же не знал, что с жизнью своей играю. Ну а теперь уже поздно руками махать. Натворил делов — расплачивайся. Вот я и расплачиваюсь. И буду расплачиваться по гроб жизни. Нет, я, конечно, ничего плохого про Фанни сказать не могу: она женщина хорошая. Только вот жизнь моя, Коби… Как бы это тебе получше сказать? Безмозглая она какая-то, понимаешь? Видишь вон тот магазин? — Он дал задний ход, проехал несколько метров и остановился напротив магазина, на который показал. — Теперь представь себе. Входит туда пятнадцатилетний парнишка. И у него с собой деньги. Первый раз в жизни он пришел в магазин с деньгами. Ну вот. Входит он в этот магазин и берет с полки первое, что попадается ему на глаза. А оно вдруг раз — и выскальзывает у него из рук. И разбивается. Он еще даже и по магазину-то толком походить не успел, по сторонам не огляделся. А оно уже разбилось. Ну? И что же ему остается делать? Только одно. Заплатить и уйти. И взять с собой то, что разбил. Чего ты так на меня смотришь? Думаешь, если Морди все время шутит, значит, ему хорошо? Нет, браток, не значит. У Морди, чтобы ты знал, душа болит не переставая. И больше всего на свете ему хочется снова зайти в тот магазин.

Я сидел и не знал, что сказать. В самом деле. Скажу, что дело не в Яфит, — придется рассказать ему про квартиру. Но ведь про квартиру я ему рассказать не могу, правда? Про нее знает только Джамиль. Но Морди мое молчание не смутило. Наоборот. Когда ты молчишь, ему еще больше говорить хочется.

— Ты ведь уже не ребенок, Коби, — сказал он наставительно. — Поздно тебе уже в игры играть. Тебе пора за ум браться и жену себе подыскивать. Только не такую, а заграничного производства. Как у Элико. Посмотри вон, как он теперь живет. А ведь за него любая бы пошла. Стоило бы ему у нас в поселке только свистнуть — сразу бы целая толпа набежала. Но он легких путей искать не хотел. Решил, как говорится, горячку не пороть. Сначала в армии отслужил. Потом годик в Тель-Авиве покрутился. А как понял, что ему в Тель-Авиве ничего не светит и что он там себе стоящую бабу не найдет, взял да и в Норвегию рванул. А в Норвегии, брат, там тебе не то что тут. Там тебя, когда ты с самолета сойдешь, никто спрашивать не будет, откуда ты родом, кто твой папа и не марокканец ли ты часом. Нет, Коби, в Норвегии языками зря не треплют. Там на человека смотрят, а не на его происхождение. На тело его, на силу, на красоту. А красота, брат, она и в Африке красота: любая девчонка в мире ее оценит. Короче. Выучился Элико по-ихнему и стал рыбой торговать. И всего за полгода кучу денег заработал. Ну а потом поискал-поискал — и нашел в точности, что хотел. Красивую и богатую. Но заметь: не шибко красивую и не шибко богатую. Чтоб не очень-то нос задирала.

Он завел мотор. Я решил, что он наконец-то закончил, и включил радио. Зазвучала реклама:

Когда тебе жарко, когда ты устал —

Налей себе в чашку прохладный «Кристалл»!

Но Морди выключил радио и говорит:

— В общем, съездил парень за границу, сорвал там красивый цветок, вернулся домой и поставил этот цветок в банку с водой. И теперь он для этого цветка и папа, и мама, и братья, и подруги. И что интересно — его жена очень даже хорошо понимает, кто в доме главный. Она знает, что королева в доме — это свекровь, а она сама всего лишь принцесса. Но разве ж ей от этого плохо? Да нисколечко. Он ведь ее тоже холит и лелеет. Просто у каждой в доме свое место. Но что, Коби, в этой истории самое потрясное, так это то, что невестка и свекровь даже и поговорить-то друг с другом толком не могут. Потому что одна говорит только по-норвежски и по-английски, а вторая — только по-мароккански, по-французски и на иврите. То есть на двоих у них целых пять языков, а ни одного общего нету. И чтобы сказать друг-другу одно-единственное слово, им переводчик требуется. Ну и кто же, по-твоему, этим переводчиком служит? Элико, естественно, кто же еще? Но ведь он же себе не враг, чтобы им все подряд переводить. Ему главное, чтобы дома мир и спокойствие были. Вот небось и переводит только то, что считает нужным. Короче, гений он, этот Элико, самый настоящий гений!

Морди все болтал и болтал, а я молчал и думал: «Господи, как же мне от него отвязаться? Как мне попасть в квартиру-образец?»

Когда-то мы учились с ним в одном классе и он был совершенно другим человеком. Даже и не помню, чтобы он тогда что-нибудь говорил. Но теперь его рот открывается буквально каждую секунду. Чтобы засмеяться, чтобы закурить, чтобы поесть, чтобы плюнуть, чтобы поболтать, чтобы запеть, чтобы попить, чтобы рассказать анекдот, чтобы свистнуть. Он даже письма, которые получает, и те зубами открывает. Наверное, эта привычка выработалась у него во время поездок. Человек, чьи руки весь день лежат на руле, глаза смотрят на дорогу, а ноги давят на газ, тормоз и сцепление, подобен парализованному. Единственное, что у него не занято, — это рот.