пару вопросов. Ужасно не хочется видеться с этим типом, но мне нужна информация. Решено — завтра схожу в больницу и напомню товарищу Данилову о его гражданском долге. А если напоминание не подействует, буду давить на жалость. Припомню и незаслуженно отмотанный срок, и скелет, и даже неадекватное поведение его любовницы. Пусть его совесть замучает. Раз уж она, по словам Людмилы, так неожиданно у него появилась…

Строя коварные планы, я ухитряюсь проморгать триумфальное возвращение Хучика, причём не с Людмилой, а с каким-то другим мужиком, вроде бы тоже ментом (одежда на нём обычная, «штатская», но в выправке проскальзывает что-то военное). Удивлённо разглядываю его, пытаясь отогнать мысли о том, что Литература оказалась переодетым ментом. С учётом её роста и природной хрупкости это совершенно нереально, но именно из-за бредовости мысль голову покидать не хочет.

— Познакомьтесь, — приветливо, но с какой-то коварной ноткой начинает Хучик. — Хотя, кажется, знакомы. Марина, припоминаете?..

Снова перевожу взгляд на мента, пытаясь сопоставить черты его лица с собственными воспоминаниями. На вид ему чуть больше сорока. Выше меня и на голову выше Хучика, то есть примерно среднего роста, крепкого телосложения, на вид довольно спортивный. Однако ни его тёмный с легкой сединой ершик волос, ни аккуратный, с лёгкой горбинкой, словно после перелома, нос, ни лохматые брови, ни зелёные глаза в окружении мешков и морщинок не вызывают отклик в моей памя… ой!

— Кажется, это вы вели моё уголовное дело, — бормочу я, воскрешая в памяти обрывки воспоминаний. Помимо того, про Гамлета, там ещё ворох других подробностей — мелких и не таких впечатляющих, и фигурирующий там следак, конечно, так же зелёноглаз, но не в пример моложе и изящнее. И нос, кажется, у него там прямой.

Тем временем мент напряжённо разглядывает меня: наверно, сверяет моё лицо с воспоминаниями двадцатилетней давности. А, может, просто пытается вспомнить. Не стоит думать, что я у него одна, как любимая жена.

А мерзкий Хучик тем временем стоит и ухмыляется во все 28 зубов (или сколько их там у него)! Интриган! Чем, интересно, ему не угодил мой бывший следак? Мне кажется, для него эта встреча должна быть более неприятной, чем для меня. Я-то уже своё отсидела, а у него ещё все впере… тьфу!

Следак тем временем таки вспоминает, кто я, и мрачно растягивает губы в пародии на улыбку:

— Говорите как есть: я тот следователь, который посадил вас в тюрьму.

Снова сверяюсь с воспоминаниями:

— Да нет, вы же вроде ничего такого не делали, — смущено бормочу я. — Скелет-то, как оказалось, физик стащил! То есть Валентин Данилов, зараза. А я сама недавно об этом узнала. А он, гадёныш, мне даже письма писал, хвастался своими успехами. Вот шляпа, могла бы и заподозрить…

Глаза почему-то начинает щипать, голос сбивается, и я замолкаю. Следак убирает с лица свою недоулыбку и начинает сбивчиво извиняться:

— Всё же это моя ошибка. Я должен был заподозрить… должность обязывает. Я никогда не сажал… вот прямо совсем невиновных, но вы… извините…

Теперь мы смотрим друг на друга как два идиота — а Хучик с Вадимом смотрят на нас. Ей-богу, они как будто включили бразильский сериал. Эффект телевизионного «мыла» усиливается из-за того, что я реву как последняя истеричка.

Проклятый физик! Ну, что ему стоило оставить меня в покое?..

— Марина, вы это… — бормочет жалостливый стажёр. — Того…

Конечно, Марина «того»! Мне кажется, у ментов не должно остаться в этом сомнений — вон, Хучик уже достаёт из сейфа пузырек с валерианкой. Похоже, ещё чуть-чуть, и меня прибежит успокаивать половина Следственного комитета.

Представив эту картину, я тихо хихикаю. Похоже, со стороны это выглядит как истерика, потому, что зелёноглазый следак нервно вздрагивает, а Хучик промахивается пузырьком мимо кружки. Поэтому я кое-как беру себя в руки, вытираю глаза и решительно хлюпаю носом:

— Что вы, не извиняйтесь… так это, ничего страшного… ну не села в тюрьму, так, может, через месяц бы умерла. А так нет.

Следак почему-то не очень проникается этим замечательным аргументом — хотя меня он успокаивает в четырёх случаях из пяти.

Спустя десять минут уговоров мент признаёт зловредность мерзкого физика и прекращает извиняться, как попугай, а я, в свою очередь, окончательно прихожу в себя и допиваю кофе, игнорируя предложенную Хучиком водичку с запахом валерианки. В самом деле, сегодня я и так выпила годовую норму!

Потом зелёноглазый следак уходит, а Фёдор Иванович перечитывает моё объяснение и отпускает домой.

Точнее, не отпускает, а выгоняет. Я робко пытаюсь уточнить, что это была за эскапада со следаком, но Хучик уходит от ответа и заявляет, что кому-кому, а мне уж точно не с руки предъявлять ему какие-нибудь претензии. Вот явно не после того, как он обнаружил меня на чужой даче!

Я проникаюсь этим замечательным аргументом — да на моём месте любой бы проникся! — и тихонечко уползаю, пока Фёдор Иванович не вздумал опять пилить меня за расследование.

Бреду по покрытым тоненькой ледяной коркой лужам, доползаю до подъезда, машинально проверяю, не затаился ли там бывший муж, забираюсь в квартиру и тут же получаю суровый выговор от Маркизки. Наливаю ей молока, а сама набрасываюсь на чеснок — как бы не простудиться после сегодняшней беготни. Потом горячий чай, свежий томик Татьяны Луганцевой и в постель…

Утром я обнаруживаю, что чеснок помог не до конца. Кашля или насморка нет, но голос настолько брутален, что кошка глядит на меня с подозрением: что за чудовище притворяется её хозяйкой? Наверно, в таком состоянии мне не стоит бродить по больницам и навещать раненого физика с его неокрепшим иммунитетом.

С другой стороны, у них там наверняка каждый день дезинфекция, а я надену медицинскую маску и не буду подходить к нему ближе, чем на три метра. Так что физику ничего не будет. Наверно.

Опять же, если я начну тормозить, неведомый убийца может доделать начатое, и мы так ничего и не узнаем. Решено: пока посижу дома, а к четырём поеду в больницу. Только сначала надо будет туда позвонить, потому, что адрес мне сказала Людмила-Литература. Кто знает, что могло прийти в голову этой коварной отравительнице? С неё станется дать мне адрес морга или психушки.

В итоге с одиннадцати до трёх я валяюсь на кровати, играю с кошкой и читаю Луганцеву, потом делаю контрольный звонок в больницу, и, убедившись, что физик действительно там и его можно посещать, выдвигаюсь «на дело». На улице холодно и противно, и вроде бы отступивший насморк снова показывает