Голова мгновенно исчезла и через минуту опять появилась, но уже в другой стенной щели. Впереди головы двигалась гора из разноцветных войлочных тужурок. Когда вся одежда была разобрана, гости увидели спортивного вида человека, сделанного из мышц и смуглой кожи. На Томмазо были надеты атласные шаровары, сшитые на восточный манер и малюсенькая жилетка, едва прикрывавшая атлетические плечи.

– Конечно-же, нас не интересует сын чесальщика шерсти из Флоренции, – иронически заметила Лючия, – нас интерисует некто Донато ди Никколо ди Бетто Барди, прозванный Донателло. А если проще, нас интересует великий итальянский скульптор эпохи Возрождения, автор мраморной скульптуры Давида хранящейся в Музее скульптуры и прикладного искусства Барджелло во Флоренции. Ну-ка, Рибаджо, доставь нам её сюда.

– А! – воскликнул Томмазо. – И ты здесь, негодник! За мной осталась затрещина за испорченную виньетку, ты помнишь?!

– Да, помню я, помню! – отмахнулся Рибаджо. – Что сначала – затрещина или статуя Давида?

– Статуя Давида! – хором закричали гости.

– Давай, Томмазо, сначала дело, а уж потом развлечения, – примирительно сказала бабушка Лючия.

– Иех! – воскликнул Рибаджо и исчез.

– Иех! – вновь раздалось в комнате, и все присутствующие вновь увидели Рибаджо и возникающую за его спиной бронзовую статую Давида.

– Вот это да! – взвизгнул Алька. – Из музея стащил?

– Не стащил, – сурово сказал Рибаджо, – а позаимствовал на время, что бы вам, невеждам, показать.

– Ничего себе краковяк! – гаркнул с плеча Василисы Кешка. – Чёй-то у него за голова под ногами валяется?

– Птице, это позволительно не знать! – услышали гости голос незнакомого человека неожиданно возникшего на верхней площадке лестницы.

– Донато, заходи! – замахала руками бабушка Лючия. – Заждались уже!

Скульптор быстро сбежал по ступенькам вниз…

Великий итальянский скульптор Донато Барди. (Донателло)

Скульптор быстро сбежал по ступенькам вниз, поклонился всем присутствующим, а бабушку Лючию поцеловал в щёку.

– Тебе нравится мой Давид, Лючия? – Донателло обошёл скульптуру вокруг, ласково провёл ладонью по плечам, лицу. – Этот Давид мне удался, правда, Лючия!

– Несомненно! – горячо отозвалась бабушка Рибаджо. – Он лучший! Но первый, совсем молодой, тоже был хорош! Какой отличный кусок мрамора ты использовал для него.

– Кусок был неплох, – взгрустнул скульптор, – но для такой фигуры маловат…

Мама с Рибаджо и детьми сидели, не шелохнувшись, боялись нарушить беседу Лючии и великого скульптора. Зато Кешка нетерпеливо переминался с лапки на лапку, ему не терпелось встрять в разговор.

– Маловат, это точно, – подтвердила Лючия, – поэтому его и перенесли из флорентийского собора Санта-Мария дель Фьоре[202]в галерею Уффици.[203]Рибаджик, требуется твоя помощь…

– Иех! – пискнул из дальней ниши в стене Рибаджо. – Он тяжёлый, как мост! Только из уважения к великому скульптору…

Следующий «иех!» раздался через минуту после первого, и сразу после него рядом с фигурой бронзового Давида появилась фигура Давида поменьше, но уже из мрамора.

Статуя Давида работы Донателло.

– И у этого чья-то голова под ногами, – взвизгнул Кешка.

– Меня тоже поразила эта история, – скульптор присел на диван и откинулся в его мягкие подушки. – Когда-то совсем в далёкой юности я увидел картину неизвестного мне художника. Она ошеломила меня. На картине худенький мальчик, абсолютно безоружный вышел на бой с огромным, около трёх метров высотой воином. Воин был закован в чешуйчатую броню, медные наколенники, на голове его был медный шлем, в руках медный щит. Голиаф, так звали воина, был вооружён тяжёлым копьём, один наконечник, которого весил семь килограммов и большим мечом. Никогда, подумал я тогда, не победить мальчонке такого громилу. Я заплакал…

– Си-и – ай, ай! – всхлипнул Кешка. – Здоровый какой обижает маленького?

Из Кешкиных глаз лились потоки солёных слёз:

– Си-и-ай, ай!

Донателло подошёл к спинке стула, на которой сидел рыдающий Кешка, и ласково погладил птицу по разноцветным крылышкам.

– Моя матушка рассказала мне эту историю, – продолжал Донателло, – она прочла её в Книге всех книг в Библии.[204]Однажды на народ Давида, так звали мальчика, напали враги. Их предводитель великан Голиаф вышел вперёд и закричал:

– Выберите у себя человека, пусть он придёт и сразится со мной. Если убьёт меня, мы будем вашими рабами. Если же я одолею его, то вы будите нашими рабами и будите служить нам вечно.

Давид увидел замешательство среди своих соплеменников. Без раздумий вышел он навстречу великану Голиафу. Все, кто видел это, пришли в изумление. Мальчик был рыж волосами, красив, румян, но совсем молод. Он не был воином, он был простым пастухом. Давид сложил свой головной платок вдвое и в центр образовавшейся петли вложил увесистый камень. Голиаф, так же как и все остальные воины с той и другой стороны с изумлением наблюдали за действиями Давида. Мальчик начал раскручивать петлю над головой, постепенно усиливая круговые движения. В момент наиболее сильного маха он выпустил из руки один из концов своего платка, петля развернулась, и освобождённый камень с неимоверной скоростью полетел прямо в лоб великану, сразив его наповал. Голова Голиафа треснула, как орех. Так закончился этот поединок. Народ Давида остался свободным.

– Хе! – недовольно хмыкнул попугай. – Так чё я реву? Сразу сказать не мог, что кончится всё хорошо. Сколько слёз зазря пролил, чем я теперь буду плакать?