И Хардаген не думал, что я сбегу от него, мысленно добавила, поэтому и глаза мне не завязывал. Роберт молчал долго, и я уже смирилась с тем, что эта часть расследования, похоже, пройдёт без меня.

– Я подумаю, – наконец ответил Хант, подруливая к знакомому дому. – Приехали.

Скарт остановился в гараже, мы вышли, и мой телохранитель подошёл к стене, где висели шлемы.

– Ну что, надевай, поехали, – усмехнулся вдруг он, скрестив руки на груди.

Сердце трепыхнулось пойманной птичкой, гормоны радостно рванули на свободу, смешавшись с волнением. Я неторопливо приблизилась, погладила тёмный пластик, потом покачала головой и посмотрела в глаза Ханту. Судя по всему, он не собирался брать шлем, а я…

– Я тебе доверяю, – медленно произнесла, опустив руку.

Хочу, чтобы ветер в лицо, хочу уткнуться носом в затылок и вдыхать запах морского ветра, смешанного с ароматом нагретой хвои. Хочу, чтобы между нами было как можно меньше преград. Да ладно, я вообще его хочу, всего, целиком и сразу, пора уже признаться, хотя бы себе. Влипла ты, Райка, по самые уши и с концами. Только почему от этой мысли так и хочется улыбнуться во все тридцать два и поздравить себя с этим знаменательным событием в моей жизни? Пожалуй, для этого стоило умереть и вернуться к жизни в другом мире.

– Неожиданно, – Хант окинул меня непроницаемым взглядом, но усмешка не сходила с его лица, и стоило больших трудов уговорить коленки вести себя прилично и не подгибаться вот прямо сейчас. – Постараюсь оправдать.

После чего он подошёл к мотоциклу – про себя мне удобнее было называть его так, – и сел, через плечо посмотрев на меня. Я не заставила просить себя дважды, устроилась позади Ханта, дыша через раз от восторга, и крепко обхватила его, зажмурившись и прижавшись щекой к кожаной куртке. Боже… Я счастлива. Нет, в самом деле. Не помню уже, когда последний раз у меня было такое состояние, что хотелось тихонечко взвизгнуть от переполняющих эмоций, и уж тем более, ни один из мужчин не вызывал подобную реакцию. Ни внешностью, ни поступками. Нет, я влюблялась, конечно, и романы бывали, в том числе и длительные, но… Сейчас вдруг накрыло отчётливое ощущение, что это всё – понарошку, не настоящее. А настоящее, яркое, вкусное – вот оно, здесь, рядом.

– Любишь, значит, скорость, да? – с предвкушением, от которого меня охватила дрожь, произнёс Хант, и байк подо мной мягко загудел, приподнимаясь над полом.

Я смогла дотянуться до его уха, едва справившись с соблазном прикусить мочку, и шепнула, шалея от собственной храбрости:

– Люблю. Очень!

– Тогда держись.

Едва дверь гаража открылась, Хант нажал на газ, или что там на этом монстре под нами вместо него, и мы выскочили на улицу. Что приятно, без оглушающего рёва и запаха выхлопных газов, бесшумно и плавно. Я крепче обняла Ханта, от широкой улыбки аж заболели щёки, и как-то разом накатило осознание: это мой мужчина. И я его от себя не отпущу.

Нарген отсюда, с небольшой площадки на холме на границе города, смотрелся потрясающе. Светящиеся нити дорог ожерельями обвивали дома и кварталы, переливались огни рекламы – передо мной словно лежала драгоценная брошь из самоцветов. Здесь было темно, не горели фонари, не долетал шум, только ветер шелестел в кронах деревьев, да где-то позади время от времени шуршали скарты по шоссе. Сюда мы дошли пешком, по тропинке, свой байк Хант оставил на специальной стоянке. Сейчас мой телохранитель стоял за спиной, и хотя не прикасался, я всем существом ощущала его присутствие. Оно обволакивало незримым облаком, укутывало спокойствием и умиротворением.

– Никогда не была здесь? – негромко спросил он и тут же ответил. – Ну конечно. Наверняка и не знаешь об этом месте, – мой слух уловил тихое хмыканье.

– Тут офигенно, – искренне высказалась я, сделав пару шагов вперёд и опёршись на ограждение, рассматривая вечерний Нарген.

Прохладный воздух бодрил, доносил ароматы зелени и чего-то цветущего, и закрыв глаза, вполне можно было представить, что я нахожусь в родном мире, на какой-нибудь смотровой площадке, какие любят показывать в американских фильмах. И никого вокруг кроме нас двоих. Романтика, чёрт её возьми, во всей красе. Так захотелось, чтобы кто-нибудь обнял…

Когда на плечи легли широкие ладони, привлекая в тёплый плен сильных рук, я на несколько мгновений испугалась, что Хант до кучи ещё и мысли умеет читать. А потом разом успокоилась: да и на здоровье, было бы, что скрывать. Я положила руки поверх его, прижалась спиной, ощущая размеренные, мощные удары сердца, и чуть повернула голову, прикрыв глаза и щекой чувствуя тепло тела Ханта через футболку. Хорошо. И никаких слов не нужно. Вечер, тишина, красивый вид – что ещё надо для счастья? Пожалуй, наверное, только одно. Развернувшись сильнее, я запрокинула голову, с лёгкой досадой осознав, что Хант слишком высокий, моя макушка была где-то ему по плечо, и пришлось даже откинуться для удобства. Наткнулась на задумчивый взгляд поблёскивавших в густом полумраке глаз, и сердце моментально стукнулось пару раз о рёбра в ускоренном темпе, послав бодрящую волну по крови. Ну?.. Пусть этот вечер закончится совсем чудесно, пожалуйста, Господи, если ты и в этом мире существуешь.

У меня чуть позорно не подкосились коленки, когда Хант всё-таки медленно наклонился, и его губы коснулись моих. Ласково, аккуратно, почти целомудренно, я бы сказала. Совершенно неожиданно меня тоже обуяла робость, и ответила я так же осторожно, не спеша выплёскивать на Роберта всю нерастраченную страсть влюблённой на свою голову женщины. И эта голова немедленно закружилась от неторопливой томности поцелуя, в ней со скоростью метеора пронеслась одинокая мысль: кажется, так нежно меня целовали в далёкой-далёкой юности, и то, не уверена за давностью воспоминаний. Как ни банально звучит, а было безумно сладко чувствовать тихий восторг от этого поцелуя, щекотавший изнутри, словно пузырьки шампанского. И никаких тисканий моей задницы или тем паче груди, попыток прижаться ко мне твёрдым доказательством серьёзности намерений, так сказать, и прочих пошлостей. Меня бережно баюкали, ласкали мои губы, отчего они стали крайне чувствительными и податливыми, и, пожалуй, этот нечаянный поцелуй был самым эротичным в моей жизни.

Нервы завибрировали от нараставшей внутренней дрожи, кости расплавились окончательно, и я обмякла в руках Ханта безвольной тряпочкой, тихо всхлипнув, когда воздух в лёгких закончился. Роберт медленно отстранился, несколько долгих мгновений смотрел в глаза – и что хотел там разглядеть? И так же всё яснее ясного, – потом снова молча развернул спиной и обнял крепче, положив подбородок на макушку. Я могла бы стоять так ещё долго, млея от восторга и наслаждаясь удивительным чувством единения, но – все сказки когда-нибудь заканчиваются, и далеко не всегда хэппи эндом.

– Тебе пора домой, – негромкий голос Ханта разбил очарование вечера, и я грустно улыбнулась.

– Да, пора, – пробормотала, отчаянно не желая шевелиться и продлевая последние мгновения.