Я по борту прошел к открытому шкиперскому окну, наклонился:

— Лоцию приготовила? Хорошо. Давай, заходи в устье самым малым, а мы подстрахуем эхолот, у бортов с шестами постоим.

— Может, ты сам сядешь? — неуверенно спросила она, быстро кивнув на штурвал и сразу с тревогой посмотрев на меня.

— Я ничуть не больше твоего знаю, рули, прорвёмся.

КС-100 медленно пополз вперёд, входя в чуть туманное устье таёжной реки. Справа ещё целыми окнами издали смотрели на нас бревенчатые домишки крошечной деревеньки Кривляк, тоже брошенной. Как-то предупреждающе смотрели...

Вот ведь зараза какая, раньше появление впереди по курсу таких поселений воспринимались с радостью, которую состояние посёлков, порой плачевное, никак не омрачало — всегда приятно увидеть посреди тайги жилое место! А теперь преданное людьми жильё словно выпячивало напоказ всё плохое, словно в укор. Нехорошее вспоминается в оставленных поселениях. Лезет в голову правдой и домыслами, картинками пытается прорисоваться в глазах, словно кто-то пытается воздействовать на психику. Уж столько всего повидал в рейдах, а так и не могу к этому привыкнуть.

Было время, и в районе Ярцево стояли как спецпоселения, так и лаготделения. Они входили в Сибирское управление лагерей особого назначения СибУЛОН. Один из таких лагпунктов находился совсем рядом с Кривляком, другой в Шерчанке, где-то тут и сейчас имеются остатки двух классических лагерных бараков. Видел я такие бараки близ Ермаково, семь на двадцать метров, немного заглублённые в землю. Вроде бы, тут бедовало более тысячи заключенных, которых пригнали сюда, не подумав, чем именно зэков нагрузить, преступное разгильдяйство. Больше этапы с заключёнными не приходили, и к 1940 году лагпункты прекратили существование.

Именно зэки стали первыми здешними жителями, ведь в момент появления лагерей в Кривляке не было местного населения. В Шерчанке жили кержаки, которых власти, решив поставить лаготделение, согнали с места, староверам пришлось уходить вверх по реке Кас. Таким образом, местное население с лагерями никак не соприкасалось и контактов с заключенными не имело, кроме, разве что, случайных. Свидетелей не оказалось, от того мифы и рождаются. Про побеги и пытки, расстрелы и общие захоронения, следов которых никто не нашёл… Мифы мифами, а на душе почему-то неспокойно.

Мели в устье действительно были.

Одна шла по левому борту, где с длинной полосатой палкой стоял я, другая вытянулась в форме обширного острова и имела совсем другие очертания, нежели та, что была нарисована в старенькой лоции.

Потом стало проще. Напряжение первых километров прошло, Я смотрел на откосы и пляжи, причудливо петляющую среди бескрайней равнинной тайги реку, неширокую и неспешную, светленькую и красивую. Русло лежало между берегов с откосами из кварцевого песка. Такого белоснежного песочка я до этого не видел. Как выяснилось чуть позже, этот песок был настолько чист, что если взять горсть и подбросить вверх, то падает он без пылевого следа.

Первое впечатление такое: мы попали в другой климат. Здесь нет ветерка, который почти всегда дует на Енисее, воздух прогревается гораздо сильней, и «каэска» двигалась как бы под тепловой подушкой. Такое впечатление, что охлаждаемый рекой нижний, что ли, воздух упрямо лежит на поверхности воды и не думает смешиваться с верхним, прогретым. Южный курорт! А ведь река течёт на широте Санкт-Петербурга… Хотя уже начинающий клониться к вечеру день был жарким, а Сым нёс свои воды довольно медленно, вода всё равно не прогревалась и была воистину ледяной, проверил, когда набирал ведро.

Договорившись с Катей, что через десять минут в очередной раз сменю её в рубке, я сел с биноклем ближе корме. Херцы-берцы, болота какие рядом, что ли? Мошка вокруг так и вьётся, от дрожания крылышек гул стоит! Небо безоблачное, с синевой, а надо мной оно какое-то серое. Привстав, я махнул биноклем над головой и тут же увидел голубое! Синь мелькнула, и ряды мошки опять сомкнулись, образуя небольшое серое покрывало.

— Ничего себе…

Мошка висела надо мной, но не атаковала. Катер на постоянной скорости прошёл пару поворотов, и она исчезла. Вот они, причуды местной фауны! Открыв дверь рубки, я пропустил Мозолевского, выходящего на палубу с карабином Симонова в руках, за ним наружу полез и Сашка, держа в руках помповик.

— Вы что, на охоту собрались?

— Через оптику лучше наблюдать, — отчего-то напряжённо ответил старший стажёр. — Места какие-то невесёлые пошли.

— Да ладно…

— Вперёд посмотри, командир, — посоветовал Васильёв.

Глянул. Первыми в глаза бросились спрессованные в длинные полосы массы пилёного леса у откосов, на противоположной стороне часть лесин в большую воду вылезла далеко на песчаные берега. Лесосплав… Сплавщики не успели довести плот до Енисея, и его раскидало по сторонам.

Потом я увидел объект. Это был вынесенный на песок и накренившийся в сторону от реки средних размеров деревянный моторный баркас с сильно скошенным форштевнем и простенькой рубкой на баке. На крыше рубки к короткой железной мачте без антенны, но с двумя фонарями, был привязан длинный шест с какой-то белой тряпкой.

— Это ещё что?

— Белый флаг, судя по всему, — сухо прокомментировал очевидное Михаил.

— Мальчики, не нужно! — предупредительно крикнула из рубки Глебова.

— Почему это не нужно? Интересно! А что, командир, давай-ка осмотрим лоханку! — азартно и воинственно предложил Сашка с юннатовским интересом. — Это же не злой дух, чес-слово, людское. А где людское, там и ништяк, сам же говорил.

Кто и с какой целью мог вывесить над баркасом, которому на суше ничего грозить не могло, дурацкий белый флаг? Я бросил взгляд на механика, тот медленно пожал широкими плечами, показывая, что выполнит любой приказ. В этот момент катер как раз проходил мимо этого речного летучего голландца. Невесёлое зрелище. Стёкла в рубке запылённые, чем-то вымазаны, но целы, дверь левого борта закрыта, признаков обитания не видно, следов на песке рядом с корпусом тоже нет.

— Вы чего, может, там труп валяется! — не мог успокоиться пацан.

— Нас свои трупы ждут, — хмыкнул Мозолевский.

— Алексе-ей! — снова раздался тревожный женский голос.

Ну, хватит.

— Так, оставить метания. Есть задача, поставленная группе, её мы и будем выполнять. Мозолевский, Васильев — наблюдать с бортов, рации включить, оперативно докладывать обо всём существенном. Выполнять! Катя, ходу!

Что-то речка Сым перестаёт быть светленькой. Вот и механик нахмурился.

Двигатель зашумел чуть сильней, корпус дёрнуло вперёд, «каэска» настолько бодро и радостно отвалила от пляжа вправо, что я оглянулся, проверяя, не вынесет ли болтающийся на привязи «Бастер» на берег? Поднятая катером волна зашипела на песке. Только устроился в кресле, взяв управление катером в свои руки, как по палубе к боковому окну подскочил возбуждённый Васильев.