переживем, да? – потрепал ее по рыжей макушке, заглядывая в широко распахнутые глаза.

У меня ноги подкосились. Села в кресло напротив них. Уши будто ватой заложило. Сашка начал аккуратно рассказывать, а я и почти не слышала ничего – так гулко тарахтело собственное сердце.

Вроде бы почти слово в слово так, как Сашка сказал мне в машине. Только очень медленно, будто он каждую букву решил на языке взвесить.

Позади мужа Левка с раскрасневшимся лицом раздраженно закатывал глаза, пока к нему Вахтанг не подошел. Обнял и стал нашептывать что-то. Тот поник сразу, посерьезнел, комедию ломать перестал.

Алиска сначала будто вообще не понимала, о чем Сашка говорит, а потом резко ударилась в истерику, словно с обрыва прыгнула. Разревелась.

- Как ты мог, пап?! Как???!!! – заорала, вскочив с дивана. Горько заплакала, утирая рукавом потекший нос.

- Лиса, милая. Я виноват, но так бывает. Я…

- Я слышала, мама сказала, что мы уедем в Москву! Когда???

- Завтра днем у нас рейс, - подаю я голос, вставая за дочкой.

- Уже?! – охает Алиска.

Кидаюсь обнимать ее, успокаиваю как могу.

- Все будет хорошо…Хорошо…Ну, милая моя…Все, хватит, Лева, иди сюда!

Обнимаемся втроем. Крепко-крепко.

А Сашка застывает рядом в каком-то шаге от нас, впервые в жизни не решаясь к нам подойти. Прикоснуться.

И у него в этот момент такое болезненно- растерянное лицо, такой взгляд побитый, что и меня насквозь простреливает горечью утраты в ответ. Слезы наворачиваются на глаза.

За него. За себя. За нас.

Реву, утыкаясь в острое плечо сыну. Марина Владимировна подлетает к нам. Обнимает всех разом тоже. Плачем уже толпой.

- Так, Сань, пойдем – на крыльце покурим, а то бабы эти устроили тут, - бурчит Вахтанг и уводит из гостиной моего побледневшего мужа.

***

Возвратились они только через полчаса. К тому моменту мы все уже более- менее успокоились и лишь шмыгали распухшими носами. В гостиной висела тягостная тишина. А что тут скажешь? Ничего? Марина Владимировна поинтересовалась только, отпущу ли я к ним детей на каникулы, и я заверила, что, конечно, отпущу. Стоило Сашке ступить в комнату, как к нему бросилась Алиска, удивив всех нас.

- Пап, я все равно тебя люблю! Очень люблю! – залепетала сбивчиво, а у меня опять от слез зачесались глаза.

- Ты же сожалеешь, правда? Ты же не хотел?! Ты же будешь к нам в Москву приезжать, правда? Часто-часто???- затараторила дочка.

Сашка весь сгорбился, чтобы покрепче прижать ее к себе, зацеловал в макушку.

- Ну, конечно, буду, Лисен! Постараюсь часто, да…- голос у него совсем сел, звучал сдавленно.

Я отвернулась, промокая глаза. Это кошмар он сам себе устроил – не я.

33. Лиза

33. Лиза

Три недели спустя.

- Да, Лёв? - прижимаю телефон плечом к уху, потому что руки мои заняты нарезкой лука.

- Мам, привет! Можно мы с Алиской у дяди Ратмира останемся до воскресенья? - голос у сына бодрый и чуть запыхавшийся, а на заднем фоне невероятный гам. Музыка, возня, смех.

У Ратмира своих трое, да еще мои два оболтуса. Как бы они ему дом не разнесли.

- Эм-м-м - хмурюсь, стараясь быстро оценить плюсы и минусы такого предложения.

Из очевидных плюсов - ко мне сейчас должны заехать Кира и Влада, и потому часа через три, когда мой старший брат Ратмир обещал привезти птенцов обратно в гнездо, мама Лиза точно будет пьяненькой.

Зачем это лишний раз видеть подросткам?

Из минусов - сегодня только пятница, девчонки, посидев со мной и выпив вина, к ночи разбредутся по своим семьям, а я останусь в квартире одна.

А одной мне пока быть откровенно страшно.

Слишком много накатывает разом. Особенно в этой квартире, которая и свела нас с Сашкой пятнадцать лет назад.

Здесь почти ничего не изменилось с тех пор. Мы ей практически не пользовались и не сдавали. Она была как перевалочный пункт при редких поездках в Москву. Так что все тоже: ламинат, обои, мебель...

На кухне так вообще разве что новая кофеварка, хотя в своей спальне я уже начала потихоньку делать ремонт, первым делом от души разломав топором и выкинув на помойку нашу широченную кровать. Дети в тот момент смотрели на меня как дуру. Правда, только первые пять минут, потом с визгом присоединились.

Ломать - не строить. И бывает даже весело...

Только после так пусто на душе. Вот ты все выкинул,выбросил, а заполнить нечем. Хоть волком вой - в ответ лишь гулкое эхо.

И от этой пустоты внутри из темных углов комнаты расползается тупая черная боль. А ты опять ее концентрируешь на каком-нибудь предмете, воспоминании, фразе. И ломаешь, выкидываешь, стираешь. И опять пустота...И снова наползает боль. И ты упорно пытаешься избавиться от нее. И так по кругу. По кругу... Без конца.

Жена Ратмира Вера дала мне контакты знакомого психолога. Говорит - просто бог. Но я не звонила еще. Я пока не готова с кем-то об этом разговаривать. Чувствую, что для меня еще эта боль сладка. Она мне необходима, чтобы выжечь все эти прочные стальные канаты внутри, которые тянут меня к Саше обратно.

Мы с мужем совсем не общаемся.

Я знаю, что он каждый день переписывается с Алисой. Знаю, что Лева неделю назад стал ему отвечать. Сашка очень упорный, если хочет чего-то добиться. Вот и к сыну умудрился найти подход, да еще так быстро. Хотя расставались они врагами.

В день отъезда именно Сашка привез нас в аэропорт. Алиса настояла на том, что это будет папа, хотя я изначально просила Вахтанга.

Когда