Весьма заметную роль в разжигании страстей вокруг послевоенных границ играли западные средства массовой информации. Тогда и родилась идея воздействовать на зарубежную прессу.

В решение этой задачи активно включился наш отдел… Выполняя свои функции, мы участили встречи с иностранными журналистами, аккредитованными в СССР. Необходимо было убедить их, насколько пагубной может оказаться для всего мира идея пересмотра послевоенных границ. Журналисты охотно шли на контакты, рассчитывая получить нужные им сведения, а нам это было на руку: мы сообщали им данные, которые они нигде больше получить не могли. Делали это осторожно, исподволь давая понять, что доверяем нашим зарубежным друзьям и рассчитываем на ответную любезность… Тема недопустимости пересмотра границ была центральной: где бы мы ни ветре-чались с корреспондентами, всегда так или иначе возникала эта тема.

И результаты не замедлили сказаться: в западной печати послышались голоса, убедительно возражавшие против пересмотра послевоенных договоренное-тей. Причем среди журналистов было немало таких, кто не просто согласился с нашей точкой зрения, но сам разобрался в существе вопроса и захотел честно поведать об этом читателю. Так готовилась почва для исторического договора 1970 года, подтвердившего незыблемость границ по Одеру — Нейсе.

Когда я однажды во Вроцлаве стоял возле памятника папе римскому Пию XXII, который был сооружен в знак благодарности за одобрение главой католической церкви договора о западных границах Польши, в голову пришла мысль: а может, это мраморное изваяние — знак памяти и о заслугах моих товарищей, которые немало потрудились в шестидесятые годы, чтобы еще раз был подтвержден Потсдамский договор о границе по Одеру — Нейсе… Ведь иной раз не грех и пофантазировать.

Хочется рассказать еще об одном эпизоде тех лет. Правда, к делу он прямо не относится, просто по времени совпадает с описанными событиями, но, на мой взгляд, интересен.

12 апреля 1961 года. Полет Юрия Алексеевича Гагарина. Весь мир клокочет, бурлит. В Москве стихийные демонстрации молодежи. И пожилым не сидится дома. Шутка ли — человек в космосе, вокруг земного шара облетел.

Естественно желание знать, кто он. Советские учреждения осаждают иностранные корреспонденты. Отдел печати МИДа ничем помочь не может, ибо у него, как и у всех, сухая биографическая справка, переданная по каналам ТАСС. Пропагандистская сторона события оказалась явно неподготовленной.

На свой страх и риск иду к начальнику военной контрразведки генералу Гуськову. Объясняю ситуацию. Он понимает меня с полуслова и дает маленькую (три на четыре) фотографию Ю. Гагарина в погонах старшего лейтенанта.

— Можешь ее использовать, но, если возникнет вопрос у начальства, я тебе ее не давал. Гагарину присвоили звание майора, и поступила команда дать снимок только в новой форме.

Через несколько часов мир облетела фотография старшего лейтенанта Гагарина, а вопрос, как она попала к иностранным корреспондентам, остался без ответа. Так никто и не узнал, что иностранным журналистам фотокарточку дал я.

Позже имел место случай рассказать об этом Юрию Алексеевичу. Я не был близко знаком с ним, хотя до сих пор горжусь его подарком — ножом с каких-то островов Индийского океана. Он подарил мне его в память о фестивале молодежи и студентов в Хельсинки.

На этом фестивале мне довелось провести с ним целый день. Гагарин выступал в Хельсинки шестнадцать раз перед самыми разными аудиториями, от маститых ученых до бала, где избиралась Мисс фестиваля. И он находил слова, точно адресованные именно данной аудитории. Это — не только талант. Это дар божий, как и весь Гагарин, разгаданный Сергеем Павловичем Королевым.

Помнится, едем с одной встречи на пресс-конференцию. Впереди — в машине охраны — руководитель советской делегации Сергей Павлов и я, за нами — машина Гагарина. Сергею приходит мысль заехать в информационный центр. Время еще есть. Гагарина приглашают в зал. Людей набилось битком. Но Юрий не успел узнать, что перед ним не иностранные корреспонденты, а случайно собравшиеся жители города. Он начинал свою речь так, словно выступал на пресс-конференции.

Пишу ему записку с разъяснением, какая тут аудитория. Он читает и незаметно для слушателей переводит разговор в другое русло, точно специально предназначенное для этой аудитории. Нельзя было этому не поразиться. После, правда, он попросил не ставить больше его в такое трудное положение.

Из тех же лет вспоминается и другое событие. Встреча в Ташкенте президентов Индии и Пакистана — Бахадура Шастри с Ауюб Ханом. Посредником выступил А. Н. Косыгин. В то время отношения между этими государствами угрожали перейти в войну.

Группа сотрудников, имевших контакты с журналистами, выехала к месту встречи вместе с работниками МИДа. Руководил освещением встречи умудренный дипломат Л. М. Замятин.

Первый день проходит с большим напряжением. Оно усиливается. Без сомнения, его нагнетают непримиримые пакистанские и индийские журналисты. Пришла в голову идея свести их за дружеским ужином, поговорить по душам. Помогло нам радушие узбеков. Друзья сделали плов. Да какой! Выставили щедрые и вкусные яства.

Лед растаял. Фон изменился. Смягчились выступления в прессе. Это благотворно сказалось на итогах встречи. Обычно сдержанный на похвалы Косыгин не удержался от выражения благодарности нашим сотрудникам за поддержку.

* * *

В 1961 году Шелепин предложил мне пост заместителя начальника Главного управления контрразведки. Руководил им тогда О. М. Грибанов — крепкий профессионал, человек очень трудолюбивый и не жалующий лентяев.

Пребывание в должности одного из руководителей контрразведки очень много дало мне. Как раз в это время были задержаны несколько зарубежных агентов, засылавшихся в нашу страну под видом туристов, а также работавших «под крышей» иностранных посольств. Тогда же возникло и громкое дело, связанное с разоблачением Пеньковского. Это было первое разоблачение агента английской и американской разведок столь высокого ранга. Полковник Пеньковский, сотрудник Главного разведывательного управления Советской Армии, выполнял свою работу, находясь на ответственном посту в Государственном комитете по науке и технике. Он имел хорошие связи в кругах высокопоставленных военных, среди сотрудников государственного аппарата. Завербовали его англичане, используя присущие ему карьеризм и корыстолюбие. Пеньковский не скрывал своего недовольства службой, считал себя неоцененным. Обычное явление для посредственности, мнящей себя гением. Работая против своей страны, Пеньковский зло мстил за неудовлетворенные амбиции. Не стану сейчас восстанавливать конкретные эпизоды, одно только могу сказать: работа в контрразведке значительно расширила мой кругозор, а контакты и встречи с представителями зарубежных государств позволили лучше понять политику этих стран и работать точнее и результативнее.

В октябре 1961 года Шелепин стал секретарем ЦК КПСС, а вскоре по совместительству назначен заместителем Председателя Совета Министров СССР. Таким образом, он сосредоточил в своих руках огромную власть.