Флорентина боялась, что с Генри Осборном в качестве главного свидетеля обвинения её отец может быть осуждён на большой срок заключения. После ещё одной бессонной ночи Ричард предложил ей войти в контакт с отцом. Флорентина согласилась и написала Авелю письмо, где говорила, что целиком на его стороне и убеждена в его невиновности. В конверт она вложила фотографию сына.

За четыре часа до начала процесса Генри Осборн был найден мёртвым в своей камере. Он повесился на гарвардском галстуке.

— Почему Генри покончил с собой? — спросила Флорентина мать, позвонив ей тем же утром.

— О, это легко объяснить, — ответила Софья. — Генри узнал, что частный детектив, которому он — чтобы погасить долги — продал досье, действовал через анонимного посредника от имени Уильяма Каина. И именно Каин передал досье в ФБР.

* * *

Флорентина, которая ждала второго ребёнка, испытала такой приступ ненависти к Уильяму Каину, что попыталась перенести её на Ричарда. Но поняла, что Ричард столь же сердит на отца, как и она, когда услышала его телефонный разговор с матерью.

— Ты был строг, — сказала Флорентина, когда он положил трубку.

— Да, это так. Моей бедной матери достаётся с двух сторон.

— Мы ещё не добрались до последнего акта трагедии, — заметила Флорентина. — Сколько себя помню, папа всегда хотел вернуться в Варшаву. Теперь он никогда не простит твоего отца!

* * *

Флорентина следила за ходом слушаний по делу отца, звоня каждый день матери — после того, как та возвращалась из зала суда.

— Процесс начинает поворачиваться в пользу твоего отца, — сообщила Софья в середине второй недели.

— Почему ты так думаешь? — спросила Флорентина.

— С тех пор, как ФБР потеряло своего главного свидетеля, их позиция не выдерживает перекрёстных допросов.

— Значит ли это, что папу признают невиновным?

— Я так не думаю. Но в зале суда поговаривают, что ФБР предложит ему сделку.

— Какую сделку?

— Ну, твой отец признает себя виновным в мелких правонарушениях, а они в ответ отзовут основные обвинения.

— И он сможет отделаться штрафом?

— Если повезёт. Но судья Прескотт — суров, так что он может присудить и тюремное заключение.

— Нет, давай будем надеяться на штраф.

Софья ничего не сказала.

* * *

«Чикагского Барона приговорили к шести месяцам условно», — Флорентина услышала эту новость в радиоприёмнике своей машины, когда ехала к Ричарду в банк. Она едва не врезалась в «Бьюик» и остановилась, чтобы послушать новости дальше.

«ФБР отозвало главные обвинения во взяточничестве против Авеля Росновского, известного как Чикагский Барон, и обвиняемый был признан виновным в двух незначительных эпизодах — попытках оказать неподобающее влияние на государственного чиновника. Присяжные были распущены. А судья Прескотт, подводя итог, сказал: „Занятие бизнесом не даёт права на подкуп государственных чиновников. Взятка — это преступление, которое только усугубляется, когда совершается интеллигентным опытным человеком, который опускается так низко. В других странах, — добавил он, — взяточничество считается допустимым, но в Соединённых Штатах дело обстоит не так“. Судья Прескотт приговорил Росновского к шести месяцам условно и штрафу в двадцать пять тысяч долларов».

* * *

— Двадцать пять тысяч долларов и шесть месяцев условно… Могло быть и хуже, — сказал Джордж своему другу.

— Не забывай, я потерял Польшу! — произнёс Авель. — Теперь всё это в прошлом. Выкупи у Парфита его два процента акций «Лестера», даже если он запросит миллион. Тогда у меня будет восемь процентов, и я смогу ввести в действие Седьмую статью устава и уничтожу Уильяма Каина в его собственном зале заседаний правления!

Джордж грустно кивнул.

* * *

Несколько дней спустя Государственный департамент объявил, что следующим послом в Варшаве назначен Джон Мурс Кэббот.

На следующий день после вынесения приговора отцу Флорентины в её квартире раздался телефонный звонок.

— Скажите, а мистер Каин дома? — спросил женский голос.

— Нет, к сожалению. Он уже ушёл на работу. Передать ему что-нибудь? Я — Флорентина Каин.

— Это Кэтрин Каин, — помолчав, представилась звонившая. — Пожалуйста, не вешайте трубку.

— А почему я должна вешать трубку, миссис Каин?

— Вы, наверное, ненавидите меня, моя дорогая, но я не могу вас в том винить, — скороговоркой произнесла мать Ричарда.

— Нет, вовсе нет. Я спокойно отношусь к вам. Сказать Ричарду, чтобы он перезвонил, когда придёт домой?

— О нет. Мой муж не знает, что я общаюсь с сыном. Он очень рассердится, если узнает. Нет, моя главная надежда только на вас.

— На меня?

— Да. Я очень хочу приехать к вам с Ричардом и увидеть внука — если вы мне позволите.

— С огромным удовольствием встречу вас здесь, миссис Каин! — Флорентина старалась говорить как можно приветливее.

— О, как это великодушно с вашей стороны! Через три недели муж уезжает на конференцию в Мехико, и я могла бы прилететь в одну из пятниц. Но только мне нужно будет вернуться первым же рейсом утром в понедельник.

Услышав эту новость, Ричард пошёл за оставленной Клодом бутылкой шампанского…

Через три недели Флорентина сопровождала Ричарда в аэропорт на встречу с матерью.

— Какая вы красивая! — были первые слова Флорентины, адресованные элегантной стройной леди, внешний вид которой не позволял и подумать о том, что она шесть часов провела в самолёте. — Вы заставляете меня с моим животом страдать от комплекса неполноценности.

— А что ты ожидала увидеть, дорогая? Чёрта с красными рогами и длинным чёрным хвостом?

Флорентина засмеялась, взяла миссис Каин под руку, и они вместе пошли по залу, забыв на время о Ричарде, который радовался, что две женщины стали подругами. Увидев своего первого внука, Кэтрин отреагировала так же, как любая бабушка.

— Как бы я хотела, чтобы твой отец увиделся со своим внуком! — воскликнула она. — Но, боюсь, теперь их вражда зашла так далеко, что он не захочет даже обсуждать эту тему.

Они прекрасно провели выходные, и в воскресенье вечером, когда Ричард и Флорентина отвозили Кэтрин в аэропорт, она согласилась приехать ещё раз, когда Уильям будет в очередной отлучке по делам.

— Если бы мой муж встретился с тобой, он бы понял, почему Ричард влюбился в тебя, — сказала Кэтрин на прощание.

Несколько недель спустя мир услышал первый крик Аннабель, и в конце года её родители отметили двойной праздник: рождение дочери и то, что магазины Флорентины принесли прибыль в размере 19 000 долларов.