идти наперекор нашим планам. Но то, что рядом с ней крутился этот Виктор, окончательно рушило все наши планы.

Когда я вернулся на банкет, Гордеев сидел у барной стойки и пил стакан за стаканом, утоляя не то свои обиды, не то боль, жгучим дорогущим алкоголем. Поблизости я не видел Виктора и Ярославы, и плохое предчувствие уже тогда толкнуло меня в спину, чтобы я немедля заговорил с Гордеевым о причинах его одиночества и пропавшей Ярославы.

Говорил я недолго… След от его кулака сразу отпечатался на моей скуле, и тихим рычанием, он велел подняться за ним в кабинет. Ему было бесконечно ревностно и он прыскался ядом, что его жена пыталась сбежать, а Виктор настоял взять контроль в свои руки. Оказывается, что у Гордеевых была определенная договоренность — когда девушка попытается сбежать, то отец лично будет разбираться с предательницей.

Когда я понял, что все-таки произошло и как Гордеев-старший обставил младшего… Пришлось очень аккуратно вернуть Максиму Викторовичу внутреннее равновесие и уверенность в верности жены. Он горячился от моих нравоучений и доводов, но с каждым моим слово начал понимать, что его отец — хитрый старик, желающий очень жестоко истязать его жену, обвел собственного сына вокруг пальца.

Наши отношения были доверительными, так как я имею самое прямое отношение к Ярославе, он подпустил меня ближе всех остальных. Правда, пришлось немало попотеть и доказать свою преданность, когда в одном из его клубных подвалов я выпытывал у нескольких задолжавших мужчин весьма солидные долги.

Гордеев не прощает такого пренебрежения со стороны. Тогда на него работал какой-то бедолага, любящий помахать руками, выбить зубы и угрожать вырезанной печенью и почками, если через три дня задолжник не погасит свои долги. А мне казалось, что рэкетиры остались в 90-х…

Каждый раз мне едва удавалось скрывать смешки, ведь так действуют неразумные слабаки, а точнее мои взбалмошные студенты, когда не могут давить человека под следствием словом. Преступники всегда выводят молодых ребят на эмоции, обнажая их чувства, а после требуют моральную компенсацию невероятных размеров, если конечно, среди его связей есть кто-то повыше меня во втором отделении полиции.

В такую страстную игру «верни Господину долги» вмешался я сам, на профессиональном уровне зная психологию поведения таких вот экземпляров, а подобное подсказал Волков, который и сам ошивался в таких вот кругах еще совсем недавно. После нескольких дельных советов лично Господину Гордееву, и он внимательнее стал ко мне присматриваться, а когда я весьма мирным путем выбил долги из нескольких дерзких мужчин… Пустил в свой дом и ознакомил с новыми правилами личного телохранителя.

Но тогда игра только начиналась, ведь мне было мало его доверия — мне нужно было подобраться к самому ценному, к его жене. Мне и Вадиму стоило большого труда устроить на Гордеева своеобразное покушение в торговом центре и погоню по трассе, а в одном из подвалов я совершенно случайно плохо связал запястья одному громиле, который вырвался из пут и кинулся в сторону Господина, отвлеченного на сообщение в телефоне. Тогда его спину я прикрыл собственной грудью.

Уверившись, что на меня можно положиться, он отдал распоряжение приглядывать за его женой, мягко намекнув, что девушка с характером и это была настоящая правда. Несмотря на спокойствие и покладистое поведение, взгляд у нее был меткий и режущий, а любой жест сквозил непокорством, презрением, отчего Господин часто вспыхивал яростью, сразу же вымещая негативные эмоции на жене.

Но только слепой не увидит в ее глазах тоску и пришибленность, когда она остается одна… Почти одна. Я всегда был рядом с ней незаметной тенью.

— Я пригляжу за Госпожой и если она проснется, поставлю вас в известность, Максим Викторович, — отчеканил я. — Ваша сумка с вещами в палате семь на первом этаже.

Гордеев на мгновение осматривает палату, цепляясь взглядом за неподвижно лежащую девушку и кивает. Поднимается тяжело, даже шатко.

— Никого кроме меня не впускать, — отдал последнее распоряжение и выше из палаты, напряженный и уставший.

Я знаю, что Гордеев не станет уезжаь и госпиталя, что частично усложняло мне возможность поговорить с Ярославой до их первой встречи после всего произошедшего… Ровно до вчерашнего момента. Не зря Гордеев вывез Ярославу из России, ведь здесь, находясь в незнакомой стране, имея влияние и деньги, он может любого подкупать…И не только подкупать.

В начале сентября имя Ярославы Соколовской было на устах каждого гражданина, но к концу месяца все улеглось и наступила необычайная тишина. Теперь все знают, что Ярославы Соколовской больше нет, есть Ярослава Гордеева, прелестная жена Господина Гордеева, которая всегда улыбается на камеру и много смеется на фотоснимках, которые гуляют по всему интернету.

Конечно, все слышали о скандале, о видео, о фотографиях… И влияние Гордеевых тогда показалась мне безграничным, которые отнюдь не идиоты. Предполагаю, что Виктор вмешался и помог с грамотными специалистами, которые умело влияют на мнение социума с помощью мощных психологических маневров. И признаю, весьма удачно. Не будь я в курсе, даже не обратил внимание на подобный шум.

Я прохожу палату и останавливаюсь у прозрачного стекла, закрывая обзор белыми жалюзи. Поворачиваюсь к Ярославе и не могу побороть свои отцовские чувства, которые появились к этому беззащитному белокурому ребенку, неспособному самостоятельно противостоять мужской жестокости.

Убеждая себя самого в пользе своих поступков, я из внутреннего кармана пиджака достаю наполненный шприц. Из тумбочки у койки беру вату и спирт. Дезинфицирую плечо девушки и аккуратно ввожу препарат, который должен нейтрализовать сильнодействующее снотворное.

В трепетном ожидании, я присаживаюсь рядом и внимательно изучаю ее бледное лицо, на котором совсем нескоро сойдут темные бордово-фиолетовые синяки и царапины.

Терпеливо жду и резко оборачиваюсь, когда девушка начинает шевелиться. Сначала жмурится, потом ее руки вздрагивают, она открывает глаза постепенно, при этом сбито выдохнув.

— Эльдар, — шепчет сухими побитыми губами.

Ярослава обводит взглядом палату, моментально все понимает и хмурится. Следующий жест заставляет меня тяжело прикрыть глаза — она накрывает ладонями свой живот. Девушка ничего не говорит, но взгляд выражает ее беспокойство и немой вопрос.

— Мне очень жаль, — этих слов хватает, чтобы ее глаза стали стеклянными.

Нет, она не начала плакать, а просто перевела взгляд в потолок, сжав в маленькие кулачки тоненькое одеяло. Я уверен — сейчас она ненавидит всем сердцем, и несложно догадаться, кого именно.

— Что мне нужно делать? — я изумленно смотрю на девушку, которая напоминает неподвижную ледяную статую, готовая обрушиться и закопать под осколками своего разбитого сердца каждого на своем пути.

Я не сразу нахожусь с ответом, не ожидавший,