Адам поймал за хвост новую мысль:

— Но ты же создавал нас по образу и подобию своему. Почему дети не могут смотреть на отца?

Из-за ветки вылезла голова змея, ехидно добавил:

— Потому что врет он все. Первый ушел, а этот всего лишь половинчатая подделка… Собрал из тех деталей, что были, и…

Огонь полыхнул ярче прежнего, дерево, на котором была змея, опалилось в один миг, рассыпалось прахом. Перед змеем разверзлась бездна, как некогда перед Денницей. Он полетел вниз. Так, впрочем, и собирался вернуться домой. На лету прокричал Адаму:

— Не верь ему, тебя создал не он… Он лишь собрал! Душа твоя — создатель твой!

С той поры в сознании человека всегда воюют две противоположности, ибо человек познал правду и ложь, но различить и понять, что есть что, не смог…

Адама и Еву изгнали. Перед ними открылась вся полнота жизни с ее трудностями и успехами, болью и радостью… Они повзрослели, как взрослеют все дети…

Их Бог больше к ним не обращался. Знал, что Адам его речей слушать не станет. Но появились новые дети…

Змей шлепнулся о землю, принял свой естественный облик человека с черными обгоревшими крыльями и прокричал в темноту подземелья:

— Дэн, я что-то не пойму. У Адама и Евы будет всего два ребенка, причем оба мужского рода, тем более один другого убьет, а убийцу проклянут на вечные скитания, изгнав его из ранга людей. Он станет демоном в понятьях пернатых, как и Лилит. Так?

Подземелье вспыхнуло сотней факелов. Голос с высокого черного трона прорезал тишину, прошелся по стенам исполинской мощью познания.

— Ты грезишь будущее. Так зачем спрашиваешь?

Люцифер стряхнул пыль с крыльев, подошел поближе к трону. Перед ним тут же создался широкий стол, полный яств, и удобное кресло. Люци плюхнулся в кресло, плеснул в чашу в форме черепа ангела красного, как кровь, вина. Залпом осушил и выдал новую мысль:

— Так на этом план старца и закончился. Его создания, едва возникнув, сгинули. Откуда же пойдут остальные люди? Им ведь велено плодиться, а он других больше не создаст, чай не Творец, силенки не те. Я чего-то не понимаю?

Взгляд Сатаны устремился куда-то вдаль. Слова раздались, как раскаты грома:

— Если бы это был единственный создатель, мир был бы мертвым. Но есть и другие боги. Есть люди, созданные богами, есть люди, рожденные от богов. У них там такие войны за сферы влияния, куда нам, подземельным… Ну, а если какой конец света, Рагнарок или Апокалипсис, богам придется создавать всех заново. В короткий срок. А сам знаешь, что получается, когда срок короткий… Там не доделал, тут недодал… — немного подумав, добавил. — Но есть мы. Не обремененные собственной паствой. Можем вмешиваться, когда захотим.

Люци откинулся на спинку кресла, сложил крылья так, чтобы не мешали. Невольно заметил, что все-таки у них в преисподней крылья лучше, чем у пернатых. Те даже сидеть не могут, а они придумали себе такие, что обворачиваются вокруг плеч, словно плащ, да и мощнее на порядок. Такие не подожжешь в полете.

Люцифер поднял печальные глаза цвета ночи и вопрошающе прошептал:

— Эволюция?

Денница кивнул:

— Эволюция…

* * *

«Рай».

Конец мира, которого не было в нашем мире.

Потрепанный плащ трепетал по ветру, как знамя, как зримая ясная цель для сотен тысяч воинов, для всего человечества…

Или античеловечества…

Люцифер вдохнул полной грудью запах свежего воздуха, что принес ветер, невольно поморщился. За тысячелетия отвык от этого привкуса кислорода, как и от солнечного света, что даже на закате пробивается сквозь плотные слои кучевых облаков, которых нагнало в преддверии последнего дня величайшей битвы. Отвык… и не смог привыкнуть за все дни битвы. Сколько их за плечами?

Странно. Свободно смотрел в самый жуткий и лютый огонь, в саму его суть, но на заходящее солнце смотреть мог едва ли. Так же и с воздухом. Ведь научился же он дышать чем угодно в подземелье, но легкие продолжают отвергать ту смесь, что приносит ветер.

Небо грозилось утопить адское семя в потоках воды, залить с головой дерзких, кои посмели выползти на свет божий из недр подземелий. Казалось, тучи вобрали всю воду мира. Стоит только ткнуть пальцем, и небесный водопад прорвет плотину облаков, начнется новый всемирный потоп, который зальет всемирный огонь пожарищ и иссякнет, погрузив мир в шаткое равновесие.

Шел шестьсот шестьдесят пятый день вторжения в рай. Легионы света и легионы тьмы пали, истребляя друг друга. Всю землю, насколько хватает глаз и возможностей, залило священной и проклятой кровью, небесные воители и рогатые воины громоздились целыми горами искромсанных и растерзанных мертвых тел.

Старуха с косой билась в приступе вседозволенности. Ей раздолье — все споры и согласия почти разрешены, скоро все просто уйдут за черту, оставив бренность и философию на попечительство кровавого ветра и черного солнца.

Люцифер потер бронированным шипастым кулаком массивную грудь, место, где на прочнейшем в мире доспехе сияет разлом длиной в палец.

Дьявольская ухмылка отразилась на прекрасном лице. Не зря когда-то кто-то придумал поговорку «дьявольски красив».

«Неплохо, совсем неплохо бьются эти серафимы. Никогда бы не подумал, что небесное воинство все-таки оказалось готовым к битве, несмотря на все пересуды, леность и вечное блаженство прогнившей системы. Что ж, осталось немного. Пара взмахов меча, и вся эта ложь завершиться. Все как сказал Дэн».

Зря этот мир не принял поэта…

Архангел Михаил тяжело дышал, по искромсанным доспехам текли новые багровые ручейки, что засохнут вскоре, как и старые. Некогда сияющие солнцем латы превратились в куски железа. Неправда, что у ангелов нет тел и крови нет, — есть. Неправда, что небо забыло о жителях земли, — помнит. Только шестьсот шестьдесят пятый день не до земных дел, совсем не до людских забот — идет война. День на небесах — что тысячи лет на земле.

Ад штурмует небесные врата, и столько работы у огненных мечей генералов неба.

Неправда, что рай пуст. Просто недолго души покоились в вечном мире и отдыхе. Судный день настал сразу, и Светлый призвал каждую из частиц Творца на защиту мира. Нашлись паладины, иноки, монахи, священники, волхвы, светлые колдуны, чародеи, знахари, рыцари, богатыри, герои, пророки, заступники и радетели всех мастей, что заступились за дело света, пусть сами и не без греха. Небо в один миг простило им все прошлые, нынешние и будущие прегрешения, простило без лишних слов, по веянию времени. И потянулись орды на бойню, в священный огонь последней войны вместе с толпами святых, фанатиков, ангелов, архангелов и багровокрылых серафимов. Рубились не за себя, рубились за веру. Слепо, не ведая в этой вере ни сути, ни корней, движимые только чувством собственной правоты, шли они на эшафот и в топку горнила переплавки. Ведали, что несовершенны, но вместо того, чтобы развиваться на земле, предпочитали умирать, избавляя себя от необходимости искать ответы на вопросы и продолжать путь и поиск себя.