И подбросил монету.

– Орел, – сказал Ничейный и выиграл.

Хопкинс снова подбросил монету. Я тоже угадал. Чурбан Хопкинс, ни слова не говоря, отвязал мула, нагруженного сумкой с инструментами, и взгромоздился верхом.

– Видите на краю оазиса вон тот желтый домишко с остроконечной крышей? Если я появлюсь из-за угла и махну рукой, значит, все чисто и один из вас может присоединиться ко мне без опаски. – И он затрусил рысцой.

Мы подавленно смотрели ему вслед. Теперь нас осталось только двое. Хоть бы не случилось беды с нашим Хопкинсом!..

Прошло добрых полчаса. У желтого домишки никто не появлялся.

– Наверное, влип, – понизив голос, обронил Ничейный. Ивонна терзала зажатый в зубах носовой платочек.

– Если он не появится через час, тронемся в путь. Оазис обойдем стороной, – принял решение Альфонс.

– А его бросим на произвол судьбы?! – оторопел я. Уж от кого другого, а от Альфонса Ничейного подобного бессердечия я не ожидал.

– Да. Если понадобится, точно так же поступим со мной и даже с Ивонной. Покуда остается надежда, что хотя бы один из нас уцелеет и сможет доставить пакет по назначению, этот единственный обязан выполнить приказ – пусть даже ценою жизни всех остальных. Надеюсь, ты согласен со мной? – Опять он оказался прав.

Время тянулось бесконечно долго. Наконец прошел час.

– Собираемся! – скомандовал Альфонс и поднялся. Лицо его было мрачным, однако на нем не отражалось ни тени колебания. Только уголок рта временами подрагивал.

Оазис обойдем стороной… а Хопкинса бросим в беде.

Это потрясение было, пожалуй, потяжелее всех тягот, выпадавших на нашу долю, в каком бы краю земли мы ни находились. Ведь если разобраться, что есть у нашего брата, кроме своего в доску дружка-приятеля?

Неужто мы никогда больше не увидим Чурбана – пускай и грубого, неотесанного, зато надежного, верного друга?

Я седлал мула, а у самого сердце заходилось, будто каменной глыбой придавленное… Альфонс разбирал палатку, не глядя по сторонам, – губы бледные, в лице ни кровинки. И вдруг подошел ко мне, положил на плечо руку. Мы посмотрели в глаза друг другу.

– Ничего не попишешь, старина, – хрипло проговорил он. – Мы же сами вызвались. Завтра настанет мой черед… или твой…

– Все верно. Ты прав.

Мы пожали друг другу руки.

– Смотрите!.. Смотрите туда! – воскликнула Ивонна. Альфонс взглянул и тоже не сдержал восклицания.

Под палящим солнцем Сахары из-за угла островерхой хижины показалась знакомая кряжистая фигура. Чурбан Хопкинс призывно помахивал зажатым в руке ведром.

В тот день оазис Немас-Румба стал местом весьма необычных событий. Даже много десятилетий спустя у туземного правителя тряслась бороденка, когда он пересказывал историю заезжему чудо-лекарю или предводителю разбойничьей шайки.

Часов в десять утра в оазисе объявился приземистый, но сильный легионер с грубыми ухватками и с целой сумой всевозможных инструментов, притороченной к седлу мула.

Балуз, правитель оазиса, аккурат отдыхал у себя в опочивальне. Даже слепому было видно, что перед ним – человек состоятельный, поскольку у ложа его топтались, помимо жующей жвачку коровы, еще целых две козы, несколько петухов и баран. Словом, образцовое для здешних краев хозяйство.

Покой Балуза был нарушен погонщиком верблюдов, который ворвался в хижину с отчаянным воплем:

– О Балуз! Нашему оазису пришел конец! Заявился какой-то солдат и истребляет наши пальмы!

Балуз вскочил и, сопровождаемый мычанием, блеянием и квохтаньем всполошенной живности, помчался к месту злодеяния.

Представшая его взгляду картина едва не довела беднягу до разрыва сердца. Аллах велик и во всемогуществе своем иной раз творит недобрые чудеса. Верхушку одной из пальм оседлал весьма упитанный солдат – точь-в-точь обезьяна в легионерском мундире, – башка от уха до уха стянута железным обручем, а на ушах широкие черные тарелки. Пришелец – будь он проклят во веки веков! – заколачивал в ствол пальмы большущие гвозди. Нежные побеги все ободраны, переломаны и опутаны проволокой, пальмовой кроны и не видать из-за паутины проводов, а соседняя пальма тоже сплошь утыкана гвоздями и еще какой-то белой штуковиной: впившись в ствол, она поддерживала все это переплетение проводов…

Перепуганные до смерти обезьяны, тесно прижавшись друг к дружке, наблюдали с ближайшего дерева за ходом событий; потрясенные жители оазиса застыли с открытыми ртами.

– О господин! – воззвал к чужеземцу правитель оазиса, но упитанный руми жестом сделал ему знак заткнуться, извлек откуда-то из-под подбородка небольшую черную воронку и поднес ее ко рту.

– Алло, алло! – громко возвестил он. – Говорит радио оазиса Немас-Румба и его подстанции. Передаем результаты скачек, после чего за скромное вознаграждение порадуем ваш слух трансляцией музыкальной передачи из плавательного бассейна отеля «Савой» в Лондоне. Повторяю: одиннадцать часов двадцать минут по местному времени.

Жители оазиса в полном составе бухнулись ниц и воззвали к Всевышнему.

– Что ты там вытворяешь, господин солдат? – задрав голову вверх, вопросил Балуз.

– А ты, что ли, глава племени? – грубо ответил «господин солдат» вопросом на вопрос.

– Это не племя, мой господин.

– И не глава, – согласно кивнул солдат. – Тогда слушай сюда, безголовое племя! Вон ту финиковую пальму придется срубить, а вместо нее мы поставим антенну.

– Господин…

– Молчать! – Солдат нацепил наушники и весь обратился в слух. – Алло! Связь установлена… Кто говорит? Связной Хопкинс с верхушки второй пальмы… Через десять минут, господин майор, сообщу, куда высылать подкрепление… В лесу вас встретит наш наблюдатель… Так точно… Будет сделано!

Тем временем вконец расстроенный Балуз бросился за жандармами. Их в оазисе было двое, из корпуса арабских охранников. В данный момент, разморенные жарой, босые и полуодетые, стражи порядка почивали.

– Проснитесь, господа! Пришел солдат руми и губит наши пальмы.

Капрал внимательно выслушал сбивчивое сообщение и наконец изрек:

– Совсем ты спятил, Балуз, вот что я тебе скажу! Это радист из тех частей, которые сейчас проводят учения в пустыне. Сюда подведут линию, и в Немас-Румбе будет свое радио.

– Господин, но ведь на радио финики не растут, и тени оно не дает. Пальма для нас дороже всякого радио.

– Хоть плачь, хоть причитай – все бесполезно. Радио – это вроде прививок: откажешься делать, сюда нагрянет целый отряд легионеров, и тогда всем не поздоровится.

– Конец нам всем…

– Вы то же самое говорили, когда у каждого выкачивали кровь в маленькие бутылочки… Сейчас оденусь и приду, а вы ведите себя с умом. Ведь ежели вместо одного солдата подоспеет целый отряд с ружьями, вам же хуже будет!