– Это какое-нибудь заклинание?

– Нет, – со вздохом ответила Сьюзен. – Эти буквы пишутся на всех меню. Можешь считать их неофициальным девизом Незримого Университета.

– И что они значат?

– Эта, бета, пи.

Перепой, явно ничего не поняв, продолжал смотреть на нее.

– Ну и?…

– Это буквы эфебского алфавита. И очень красиво выглядят. Солидно. А каждый расшифровывает их по-своему. Например, «НВП». «Нам Все По Желудку».

– А где тут буква «ж»? – спросил о боже.

– Она в уме, ну, как в каком-нибудь числосложении.

– А, – с умным видом кивнул Перепой. – Но очень много букв можно оставить в уме.

И с ожиданием опять посмотрел на нее. Сьюзен вдруг ощутила себя очень беспомощной.

– В том-то все и дело, – сказала она. – Это шутка такая. Каждый придумывает свой вариант, и все смеются. – Она не спускала с него глаз. – Человек умеет смеяться. Ртом. Но над некоторыми вещами вслух смеяться не принято, поэтому можно еще смеяться в душе…

– Как ты думаешь, мне удастся отыскать здесь стакан молока? – проговорил о боже, оставив попытки разобраться в человеческом чувстве юмора и растерянно оглядывая огромное количество всевозможных кувшинов и бутылок.

– Сомневаюсь, – ответила Сьюзен. – Насколько мне известно, аркканцлер не очень любит молоко. Говорит, что знает, откуда оно берется, и считает это крайне негигиеничным. Представляешь, и это говорит человек, съедающий на завтрак не меньше трех яиц! Кстати, откуда ты знаешь о существовании молока?

– У меня есть… воспоминания, – пояснил о боже. – Правда, очень разрозненные. Ничего конкретного, так, обрывочные воспоминания. Например, я знаю, что деревья растут зеленым концом вверх… Наверное, некоторые вещи боги просто знают, и все.

– А у тебя есть какие-нибудь божественные способности?

– Я могу превратить воду в какую-нибудь мерзкую брагу. – Он задумчиво почесал нос. – А еще, по-моему, я умею вызвать у людей чертовски сильную головную боль.

– Мне нужно выяснить, почему мой дедушка ведет себя… странно.

– А у него самого ты спросить не можешь?

– Он не говорит!

– Его мучает тошнота? Еще какие-нибудь похожие симптомы?

– Не думаю. Кроме того, он не слишком часто ест. Только карри, и раз или два в месяц.

– Он, должно быть, очень худой.

– Ты даже не представляешь насколько.

– Ну, а бывает еще… Допустим, человек уставится на себя в зеркало и смотрит, смотрит, смотрит… Или высовывает язык и удивляется вслух, почему он такой желтый. Или вдруг говорит: «Аргх!» Ты ничего такого за своим дедушкой не замечала? Видишь ли, у меня есть некоторая власть над испытывающими похмелье людьми. Если он много пьет, возможно, мне удастся его найти.

– Ни разу не заставала его за подобными занятиями. Да и чего я хожу вокруг да около?… Надо сказать, и все. Честно говоря… мой дедушка… он… Смерть.

– О, его постиг Смерть? Прими мои соболезнования.

– Да нет, я сказала, что он – это Смерть.

– Не понял?

– Смерть. Ну… Смерть?

– То есть черный балахон…

– …Коса, лошадь цвета блед, кости, череп… Да. Смерть.

– Извини, но я вынужден переспросить, чтобы все было предельно ясно, – спокойным, рассудительным голосом произнес о боже. – Итак, твой дедушка – Смерть, и ты думаешь, что он ведет себя странно?

Пожиратель носков некоторое время настороженно смотрел на волшебников. А потом снова заработал челюстями.

«…Грнф, грнф…»

– Эй, это же мой носок! – закричал заведующий кафедрой беспредметных изысканий, бросаясь к чудовищу.

Пожиратель носков поспешно отступил.

Он был похож на очень маленького слона с расширенным на конце хоботом, в котором как раз сейчас исчезал один из носков заведующего кафедрой.

– Забавная зверюшка, верно? – спросил Чудакулли и прислонил свой посох к стене.

– А ну выплюнь, подлая тварь! – крикнул заведующий, пытаясь выхватить носок. – Фу!

Пожиратель носков попытался удрать, одновременно не сходя с места. Это может показаться невозможным, даже глупым, но разные маленькие животные частенько ведут себя подобным образом, когда их застают за поеданием чего-нибудь такого, что поедать ни в коем случае нельзя. Ноги пожирателя носков направились прочь, а его шея принялась вытягиваться все дальше и дальше, давая лихорадочно работающим челюстям возможность дожевать. Наконец с громким чавканьем носок окончательно исчез в хоботе, и чудовище, бросив последний грустный взгляд на оставшуюся пищу, утопало за ближайший котел. Спустя некоторое время оно опять высунулось и одним глазом подозрительно посмотрело на волшебников.

– Они очень дорогие, эти носки… – пробормотал заведующий кафедрой беспредметных изысканий. – С усиленными льняным полотном пятками.

Чудакулли выдвинул один из ящичков, кроющихся в его шляпе, и достал оттуда трубку и кисет с травяным табаком. Чиркнул спичкой по стенке стиральной машины. Вечер обещал быть более интересным, чем он предполагал.

– Мы просто обязаны во всем этом разобраться, – возвестил он, попыхивая трубкой и заполняя всю прачечную клубами пахнущего осенними кострами дыма. – Нельзя допустить, чтобы всякие твари возникали только потому, что кто-то о них подумал. Это а-гигиенично.

Заложив резкий вираж, сани остановились в самом конце Мошеннического переулка.

– АЛЬБЕРТ, ТЫ ИДЕШЬ ИЛИ НЕТ?

– Хозяин, ты же знаешь, нам нельзя… то есть тебе… то есть это ведь запрещено! Помнишь, что случилось в последний раз?

– МНЕ НЕЛЬЗЯ. А САНТА-ХРЯКУСУ МОЖНО.

– Но маленькая бездомная девочка, умирающая в снегу… Это ведь дух страшдества! – в отчаянии воскликнул Альберт. – Ну, то есть когда люди узнают об этом, то обычно говорят: «Возможно, мы беднее безногого банана, а на страшдественский ужин у нас только грязь и сапоги, но нам повезло больше, чем этой малютке». И чувствуют себя счастливыми и благодарными за то, что имеют.

– НЕ ТЕБЕ УЧИТЬ МЕНЯ, В ЧЕМ ИМЕННО ЗАКЛЮЧАЕТСЯ ДУХ СТРАШДЕСТВА.

– Да, хозяин, да, конечно. Прошу прощения. Но ведь ей будет только лучше! Она очнется там, где светло, тепло, приятно, играет музыка, и всякие там ангелы склонятся над нею… – Смерть замер.

– А, ЗНАЧИТ, В САМУЮ ПОСЛЕДНЮЮ МИНУТУ ПОЯВЯТСЯ АНГЕЛЫ? С ТЕПЛОЙ ОДЕЖДОЙ И ГОРЯЧИМ ПИТЬЕМ?

«О, боги, – подумал Альберт. – Хозяин снова в странном расположении духа».

– Э… нет, не совсем в последнюю минуту, хозяин. Не совсем.

– НУ?

– Скорее после последней минуты. – Альберт смущенно закашлялся.